Ромео должен повзрослеть

– Из спасибо шубы не сошьешь. – Дрон сплюнул сквозь зубы. – Что делать будем? Тебе надо к следователю идти и говорить все как есть.

– Пойду, – Клюев согласно наклонил голову. – Но вряд ли мне поверят. А Инка фотки уже небось завтра утром туда отнесет. Так что сидеть нам с Аней на соседних нарах.

– Еще чего. – Дрон хмыкнул. – Ты посиди, я не против. А она должна выйти. Слышишь, ты, дамский любимчик? Завтра вместе пойдем к следователю и все ему расскажем. И про Лоренцо, и про хрененцо…

– Ишь ты, и тут Лоренцо, – раздался за спиной у Дрона знакомый голос. Тот обернулся: перед ним стоял Козюля. – Я смотрю, Каланча, ты все круче и круче. Сначала баба на «Шкоде», теперь мужик на джипе. – Козюля заржал. Дрон с ненавистью смотрел на его круглую и лоснящуюся, как масляный блин, физиономию. Его еще не хватало! – Ты долг думаешь отдавать? – Козюля надвинулся на Сашку, не обращая ни малейшего внимания на топтавшегося рядом Клюева.

– Отдам, – сквозь зубы процедил Дрон.

– Когда? Все сроки прошли.

– Отдам, Геныч, обещаю. Позже, сейчас не до того.

– Ты смотри, как заговорил! – Генка удивленно присвистнул. – Деловой, бляха-муха. Телка-то твоя где? Может, она мне заплатит? – Он снова захохотал, обнажая гнилые зубы.

Клюев смотрел с любопытством то на Козюлю, то на Дрона, и это было невыносимо. Невыносимо и унизительно. Анна в тюрьме, а ее имя треплют здесь чужие похабные языки.

– Заткнись, Геныч, – с угрозой произнес Дрон и сжал кулаки. – Заткнись и не смей больше о ней говорить.

– А что такое? Бросила тебя? Так и правильно, что такой бабе с нищими сопляками дело иметь?

– Заткнись! – повторил Дрон. Помолчал немного и сказал мертвым голосом: – В тюрьме она.

– В тюрьме? – в тоне у Козюли послышались уважительные нотки. – Что ж ты сразу не сказал? За что ее? Сперла чего?

– Да пошел ты! – Дрон вдруг почувствовал необъяснимое желание выговориться. Не важно было, что перед ним блатной гопник, имеющий пять классов за спиной, что рядом протрезвевший и недоумевающий Клюев. Сашку распирало изнутри. Вся боль, которую он носил в себе эти две недели, рвалась наружу. Он должен был выпустить ее, иначе она попросту разорвет его сердце на клочки. – Подставили ее, – глухо произнес Дрон и оглянулся на Клюева.

Тот стоял молча и неподвижно, глядя под ноги.

– Как подставили? – физиономия Козюли из насмешливой сделалась серьезной. – А ну, выкладывай.

И Дрона понесло. Захлебываясь словами и жестикулируя, он поведал Козюле Анину историю с самого начала и до сегодняшнего момента. Точней, он рассказывал все это не Козюле, а кому-то невидимому и всемогущему, кто один мог выслушать и помочь, найти справедливость, разогнать мрак, сгустившийся над головой. Когда Дрон закончил, воцарилась тишина. Генка задумчиво поковырял в носу, достал из-за пазухи сигарету и чиркнул зажигалкой.

– Лоренцо, говоришь, – все так же задумчиво протянул он, словно силясь что-то вспомнить. – Где-то я слышал это словечко. Но где – запамятовал. Лоренцо, Лоренцо… – он бормотал на все лады, стряхивая пепел с сигареты прямо под колеса джипа. Дрон смотрел на него и ощущал полную опустошенность, словно его выпотрошили на изнанку. – А, вот, вспомнил! – Козюля швырнул окурок.

– Что? – не понял Дрон, но почувствовал, как по спине у него поползли мурашки.

– Вспомнил, где я слышал про этого вашего Лоренцо. Это еще осенью было. Лежу я под «Опелем» в гараже, ковыряюсь в днище. Вдруг слышу голоса. Вроде две бабы говорят. Одна постарше, голос пониже, уговаривает другую, молодую, – мол, ты ничего не бойся. Все будет хорошо. Другая, писклявая такая, все стремалась. Страшно мне, говорила, боюсь. Они прошли мимо гаража, мне любопытно стало: на что это старая кляча девчонку уговаривает. Небось под мужика подложить хочет, а денежки себе, как мамке, забрать. Я и вылез потихоньку из-под «Опеля». Смотрю, они стоят неподалеку от гаража, тетка, маленькая такая, стриженая и носатая, и совсем молоденькая девица, блондинка, тощенькая, ни рожи ни кожи. Тетка дает девчонке какую-то коробочку и все приговаривает: «Возьми. Это как от Лоренцо». Раза три повторила. Девчонка взяла коробок. В карман спрятала, и они ушли. Привязался ко мне тогда этот «Лоренцо», я все думал, может, это духи такие? Словечко-то иностранное. – Козюля снова ковырнул в носу и с удивлением поглядел на Дрона: – Ты что так смотришь? На мне что, рога выросли?

Жизнь коварная штука, и неудачи в ней случаются гораздо чаще, чем удачи. Но бывают иногда такие моменты, когда на голову вдруг, откуда ни возьмись, сваливается невероятное, сказочное везение. Как будто кто-то там, наверху, взмахнул волшебной палочкой, и неразрешимая проблема вдруг решается сама собой. Дрон стоял и понимал, что сейчас настал именно такой момент. Он боялся дышать, чтобы не спугнуть фортуну. Он видел, что и Клюев испытывает нечто подобное – лицо у него резко побледнело, подбородок напрягся, на лбу залегла глубокая морщина.

– Эй, Каланча, очнись, – рассердился Козюля. – Или вы, мужики, обкурились? Видели бы вы свои рожи.

– Ген, пожалуйста, скажи, ты не помнишь, та женщина называла девушку по имени?