Ромео должен повзрослеть

– Ну вроде да, – Козюля неопределенно пожал плечами.

– Как?? – в один голос выкрикнули Сашка и Клюев.

– Да не помню я. – Козюля почесал голову. – То ли Таня, то ли Маша. Или… нет… точно, Ольгой она ее называла!

– Ты уверен?

– А то! У меня ж память! – хвастливо произнес Генка.

– Геныч, нам надо с тобой поговорить, – самым задушевным тоном, каким мог, сказал Дрон. – Ты только выслушай. Пожалуйста!

– Каланча, ну ты и обнаглел! – вскипел Козюля. – На хрена мне ваши разговоры? Ты мне долг когда отдашь?

– Сколько он должен? – Клюев деловито полез во внутренний карман куртки.

Козюля, видя такой оборот дела, оживился.

– Пятьдесят тыщ. – Он поглядел на Клюева выжидающе – не пошлет ли тот его подальше. Клюев достал пачку денег, аккуратно пересчитал и протянул Козюле:

– Вот. Ровно пятьдесят.

– Ништяк. – Тот осклабился и спрятал деньги в карман своего вечного ватника. Клюев вопросительно глянул на Сашку. Тот кивнул.

– Скажи, ты можешь повторить все, что только что рассказал, в кабинете у следователя? Про женщину с девочкой, про коробочку.

– И про Лоренцо, – добавил Дрон.

Козюля шмыгнул носом и задумался.

– Кажется, я понял, – проговорил он после небольшой паузы. – Тетка эта девке яд подсунула. Уговаривала ее, что ничего не случится. Она и про записку ей говорила, я вспомнил. Мол, записку не забудь написать, и дело в шляпе.

– Так ты пойдешь к следователю? – нетерпеливо повторил Дрон вопрос, заданный Клюевым.

– Нет, – Козюля ухмыльнулся.

– Как нет?? – хором ахнули Сашка и Клюев.

– Вот так. – Генка сложил короткие руки на груди. – Что ж, я лох, за просто так ценные показания давать?

Клюев облегченно вздохнул:

– Почему за просто так? Я заплачу.

– Другое дело, – тут же согласился Козюля. – Только полтинником здесь не отделаешься.

Сашка, сощурившись, смотрел на Клюева и молчал. Сейчас козыри были у него на руках, ничего не поделать, свобода Анны того стоит.

– Я готов дать столько, сколько скажешь, – твердо произнес Клюев.

– Пятьсот.

Дрон поперхнулся и закашлялся. Клюев глазом не моргнул, стоял и внимательно глядел на Козюлю. Потом спокойно сказал:

– По рукам.

34

Она замерла на диване в гостиной, сидела неподвижно уже два часа. На стеклянном столике оплывал шоколадный торт. Недопитое шампанское в бокалах утратило последние пузырьки и превратилось в компот. Дольки нарезанного ананаса заветрились и потемнели. Из включенного телевизора неслась какая-то веселая музыка. Инна Зеленина ее не слышала. Красивый шелковый халат ее задрался, обнажая худые, бледные ноги в фиолетовой сеточке вен. Тихонько скрипнула дверь. Мягко ступая по ковру, вошел сибирский кот Атос. Огромный, серый и пушистый, он бесцеремонно запрыгнул на руки хозяйке и требовательно мяукнул.

– Что тебе? – Инна очнулась от забытья. – Ты голоден? Я сейчас.

Она неловко поднялась, запахнула халат и пошла в кухню. Достала пакетик кошачьего корма, аккуратно выдавила его в миску. Атос тут же начал есть. Инна рассеянно огляделась, увидела открытую дверцу духовки, а внутри позабытое мясо по-французски. Она только успела выключить его, как Дима ворвался в кухню.

– Ты что? – Инна рассмеялась, глядя на его взъерошенный и дикий вид. – Так сильно проголодался? Или шампанское возбудило аппетит? Мясо готово, сейчас будем ку…

Она не договорила. Он со всего маха треснул кулаком по дорогущей столешнице из натурального камня.

– Все! С меня довольно! Я ухожу!

Инна ничего не поняла.

– Куда уходишь? Зачем? Кто-то позвонил? У тебя дела?

– Никаких дел! – заорал Дмитрий. – Просто ухожу! От тебя! И не вернусь. Видеть тебя не могу.

У нее на глаза навернулись слезы, но она быстро взяла себя в руки.

– Значит, так, Дима. Не будем делать глупостей. Ты же отлично знаешь, твое место здесь, рядом со мной. Иначе…

– Мне плевать, что иначе. – Клюев, тяжело дыша, повернулся и отправился в прихожую.

Она побежала за ним. Он одевался, и Инна хватала его за все, что под руку попадется: за полу куртки, за рукав, за край шарфа. Но все выскальзывало из ее рук.

– Я покажу фотографии, – лепетала она, – вот увидишь! Тебя посадят!

– Плевать, – рявкнул Дмитрий. – Пускай посадят. С тобой хуже, чем в любой тюрьме.

Она не выдержала и заплакала. Слезы бежали по тщательно накрашенным ресницам, оставляя черные дорожки на впалых щеках.

– Дима, я тебя умоляю! – она опустилась перед ним на колени. – Пожалуйста, не уходи!

Лицо его на мгновение разгладилось.

– Перестань, Инна, – он нагнулся, поднял ее и поставил на ноги. Она безвольно болталась у него в руках. Дмитрий отнес ее в комнату и посадил на диван. – Инна, пойми, я никогда не любил тебя. Я… я просто трус. Ты шантажировала меня, сначала в школе, теперь тут. Можешь посадить меня, этим ты не добьешься моей любви.

– Ты ее любишь? Эту девку смазливую?! Что в ней такого? Молодое тело, да? Дима, это пройдет! Она не вечно такой будет. Она не любит тебя так, как я, и никогда не полюбит! Никто, никто не полюбит!