Ромни

— Пробить? Как? — растерялась она. Фред пожал плечами — мол, сама должна знать — и отступил на шаг. Талейта с опаской поглядела на дверь, медленно вдохнула, резко выдохнула. Зажмурилась.

Сначала, как всегда, ничего не было, только плавали в темноте цветные круги. Она сосредоточилась, принялась вглядываться в тьму. Тьма притворялась скучной и обычной, такой, какую видит любой человек, закрывший глаза. Хотелось сдаться, плюнуть, послать этого пройдоху куда подальше и пойти домой… ну как домой — в капсулу… но тут началось. Хлынули по спине мурашки, резко запахло фиалками, запели в унисон сверчки, и она увидела сферу.

Никакая это была не сфера, а, скорее, комок, огромный сгусток цвета запекшейся, смешанной с грязью крови. Неровные края жадно пульсировали, трепетали, вытягивались щупальцами. Комок был концентратом самых паршивых эмоций: будто взяли ненависть, зависть и страх у тысячи людей, выпарили, зачерпнули то, что осталось на дне, и посадили под замок в электронную тюрьму. Талейта не знала, мог ли комок думать, но он точно мог чувствовать. И он чувствовал то, что умел — ненависть, зависть и страх — ко всем подряд, кроме тех, кого велели считать хозяевами. Пси-барьер был живым, но жить ему было погано, а умереть не позволяли, и от этого он вымещал злобу на любом, кого мог достать.

Когда Талейта увидела всё, как есть, ей стало до того жалко несчастный комок, что рука сама к нему потянулась. Пожалеть, погладить. Она коснулась грязно-кровавого пятна, и сфера, помедлив, раздалась в стороны, поблекла. Талейта осторожно шагнула вперед и уперлась во что-то твёрдое. Открыв глаза, она обнаружила, что стоит вплотную к двери с кодовым замком.

— Вау, — благоговейно произнёс Фред. Он робко подошел и встал рядом. — Получилось!

Талейта с сомнением кивнула. Она чувствовала сферу вокруг себя и знала, что ничего не поменялось. Просто пси-барьер ненадолго расслабился. Но, стоит Талейте перестать его жалеть и мысленно гладить (она не была уверена насчет того, можно ли кого-нибудь мысленно гладить, но ни на секунду не переставала этого делать) — кровавый комок обрушится на них с Фредом и вскипятит им мозги со всей силой накопившейся ярости.

— Ну чего, убедился? — спросила она. — Валим, что ли.

Фред хлопнул в ладоши.

— Это надо отпраздновать! — сказал он.

И они отпраздновали. Сначала спустились обратно на десятый ярус и пошли во «Вдрызг». Там Фред отмочил штуку: достал из кармана отвертку, перегнулся через стойку, отковырнул переднюю панель у бармена и что-то подкрутил в настроечной плате, после чего бармен начислил им по три дайкири за счет заведения. Талейта могла поклясться, что в первом дайкири было вдвое больше градусов, чем положено, но, с другой стороны, кто знает, сколько там положено? Впрочем, к третьему коктейлю стало казаться, что градусов, наоборот, не хватает. Она сообщила это Фреду. Он с озабоченным видом отпил из её бокала, почмокал губами, деловито кивнул и предложил сменить заведение.

Что и было сделано. Они вышли в гулкий бетонный коридор, Фред свистнул велорикше, и через полчаса Талейта уже танцевала в «Джиггере», самом шикарном кабаке двенадцатого яруса. Танцевала, разумеется, босиком, как и положено настоящей ромни. Фред, оказывается, тоже неплохо умел двигаться: мало кто мог составить ей достойную пару, но он смог и продержался пять танцев подряд, причем во время пятого все, кто был на танцполе, встали вокруг, хлопали в такт и одобрительно свистели.

Кажется, они ещё что-то пили — напиток каждый раз менялся — а потом вдруг очутились в каком-то совершенно новом баре, где было темно, и на полу валялись мягкие подушки. В воздухе плыл синий дым. Губы Фреда оказались мягкими и требовательными, и такими же были его руки. А ещё потом она поняла, что это никакой не бар, а отель, где вчера обсуждали дело — или то случилось позавчера?..

Но всё стало неважно, неважно, неважно.

Утром Талейта проснулась на удивление свежей. По идее, после такой попойки голове полагалось превратиться в дум-планету — обезвоженную и с ядовитой атмосферой. Но обнаружилось, что голова — в полном порядке, а тело казалось лёгким и словно наполненным пузырьками. Она долго и с удовольствием потягивалась, зевала во весь рот, как кошка, разглядывая из кровати номер Фреда, слушая шипение воды в душевой кабинке.

Всё было здорово. Она сумела пробить защиту, танцевала половину ночи, а вторую половину удалось провести ещё лучше. Сегодня, когда они пойдут на дело, всё получится как надо, и уже утром Талейта завалится в табор с тяжелым слитком за пазухой. Чёрным, драгоценным слитком: чернее, чем кофе в безлунную ночь, и дороже, чем целая улица роскошных домов там, наверху. Кажется, бахт-удача вспомнила о своих обязанностях, вернулась и принялась с виноватым видом навёрстывать упущенное. Надо бы глянуть карту, да жаль, колода осталась в «Бельведере». Впрочем, карту не обязательно тянуть с самого утра, можно и позже… наверное.

Особенно, если утро началось, как сегодня, в три часа дня.

Вода смолкла, дверь кабинки отъехала в сторону, и в клубах пара появился Фред.