Читаем Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией полностью

Есть еще одна область души, она зовется Америкой.

Невозможно выразить Америку. Прошлой ночью собралось вполне высокоинтеллектуальное общество самых-самых белых и самых-самых евреев, и тут до меня дошло, что я сижу рядом с бюстом, скорее всего, какого-то будды, из чего-то вроде терракоты. Было тихо, и никто ничего не говорил, никто ничего не делал, и тут до меня дошло, что свет шел от макушки будды, от шестидесятиваттной электрической лампочки, в самом деле, я не вру, это была настольная лампа.

На кой хрен вам понадобился будда в виде настольной лампы?

Но это же не будда, это какая-то великая богиня или кто-то еще.

Америкой правит дряхлый, обабившийся, осклабившийся Будда – немыслимо, невообразимо жирный – смятый в мириады складок и морщин. Жир сочится наружу. Жено-будда, слепленный из какой-то космической грязи, вибрирует в чудовищной зудящей похоти. Миллионы мужчин набрасываются на это бабище, чтобы стряхнуть, выблевать из себя этот неописуемо омерзительный, похотливый и бесстыдный зуд. И все они вязнут в бездонной, ослизлой, жирной трясине ее прогорклых пазух[321].

Я видел райскую птичку, она распростерла передо мной свои крылья, и я больше никогда не буду таким, как прежде.

Нет ничего такого, чего бы стоило бояться. Ничего.

Именно так.

Жизнь, которую я пытаюсь уловить, – это и есть я, пытающийся ее уловить[322].

Описание всего этого не приносит облегчения. Как и любое другое, оно остается абсурдной и отвратительной попыткой произвести впечатление на мир, который все равно останется таким же равнодушным и алчным, как и прежде. Если бы я мог встряхнуть вас, если бы я мог вышибить вас из ваших жалких умов, если бы я мог обратиться к вам, я мог бы открыть вам глаза[323].

Последний пассаж стал крылатым и вошел не только во все критические и биографические работы о Лэйнге, но и во множество работ по культуре и социальной критике. Эпиграфом к специальному выпуску журнала «Janus Head», посвященному творчеству Лэйнга, становится именно эта цитата, а, открывая введение к выпуску, Дэниэл Берстон пишет:

Этот крик души неизгладимо отпечатался в умах многих людей моего поколения, изо всех сил боровшегося с двухголовым дьяволом отчуждения и овеществления в области психического здоровья. Обращаясь к читателям «Политики переживания», Лэйнг несколько отчаянно и излишне критично говорил об ощущении возникающего возмущения и тщетности усилий, которое охватывало его всякий раз, когда он пытался передать безвыходность современной ситуации[324].

Лэйнг продолжает свою бурную деятельность. В начале апреля 1967 г. Лэйнг, Купер, Берк и Редлер начинают готовить собственную конференцию – конгресс «Диалектика освобождения».

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии