Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией

Лэйнг переписывает несколько глав и чуть изменяет акценты работы. Он отказывается от определения фантазии как неосознаваемого опыта и, следовательно, полностью убирает соответствующие фрагменты, но не только убирает, а и добавляет. Если в первом издании он, по собственным утверждениям, уклонялся от исследования функционального аспекта опыта и фантазии, признавая это областью физиологии и физики, и сосредотачивался исключительно на содержательном аспекте, то во втором он поступает наоборот. Он понимает фантазию как функцию, причем как функция фантазия предстает именно в операции картографирования. Об этом знакомом нам по «Политике переживания» термине он говорит уже в предисловии ко второму изданию.

Теперь его интересует не содержание, а форма, картография, структура отношений. В этом новом интересе заметно сразу два источника. Во-первых, внимание к структуре межличностного опыта приходит к Лэйнгу, несомненно, от Эжена Минковски, которого он так любил, да и от всей традиции экзистенциально-феноменологической психиатрии. Если представители экзистенциального анализа и феноменологической психиатрии стремились найти универсальные и априорные структуры патологического опыта, то Минковски для того, чтобы обозначить специфику таких исследований, ввел метод феноменологически-структурного анализа. И хотя структурный анализ Минковски и структурный анализ Лэйнга несколько отличаются, влияние налицо. Во-вторых, в январе 1970 г. в интервью Джеймсу Гордону Лэйнг признается, что в настоящий момент времени заинтересован попытками очертить структуры культур, в частности, работами антрополога Клода Леви-Строса и эпистемологическим проектом Мишеля Фуко[357]. В «Политике семьи» в библиографии появляются работы Леви-Строса, поэтому очевидно, что Лэйнг, всю жизнь увлекаясь французами, на сей раз пытается развить идеи структурализма и постструктурализма, только не на уровне культур и исторических эпистем, а на уровне межличностной коммуникации и семейной системы, т. е. пробует применить эти идеи к тому материалу, который его всегда интересовал.

К концу 1960-х гг. Лэйнг находится на пике популярности. «Политика переживания» становится библией безумцев и свободомыслящих, Кингсли Холл – не только контр культурным центром, но и символом нового общества, лекции Лэйнга собирают целые толпы. Он становится иконой культуры и одним из лидеров революции. Эта нарастающая стремительными темпами популярность приводит к тому, что вместе с молящимися на него появляются и недоброжелатели. Эксцентричное поведение Лэйнга всегда находит наблюдателей, которые не забывают рассказать о том, каким великий гуру Лэйнг является на самом деле.

Именно во второй половине 1960-х гг. появляются первые нелицеприятные истории, и это становится неизбежной расплатой за успех. Так, в 1969 г. американский журналист Альберт Голдман, прибывший в Лондон, чтобы проинтервьюировать Лэйнга, будет рассказывать следующую историю их встречи в Отеле Савой:

Я увидел «грубого и агрессивного» человека, а совсем не того просвещенного философа, которого я ожидал увидеть. Узнав, что Голдман, а точнее, его журнал оплачивает встречу, Лэйнг настоял на том, что он придет вместе со своим другом Фрэнсисом Хаксли. Поведение Лэйнга начинало выходить за допустимые границы. Когда официант принимал заказ, Лэйнг заказал море шампанского с рыбой. За стол Лэйнг сел уже изрядно выпивши и будучи на взводе и теперь потчевал всех непристойными историями о том, что делалось на кухне перед подачей еды. Для иллюстрации Лэйнг взял поставленное перед ним с настоящими церемониями блюдо с шотландским лососем, поднял его над столом и плюнул в него. Голдман с трудом мог поверить тому, что видел…[358]

В 1969 г. Кингсли Холл как проект уверенно двигался к своему логическому завершению. Договор аренды истекал в мае 1970 г. Здание было в ужасном состоянии, и Филадельфийской ассоциации пришлось заплатить владельцам некоторую компенсацию. 19 марта 1969 г., уже полностью осознавая то, к чему идет проект, Лэйнг писал в своем дневнике: