Читаем Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией полностью

Вся остальная критика развивается в подобном же русле. Сас называет Лэйнга проповедником «Новых левых», жителей Кингсли Холла – коммунарами, и выстраивает целую серию политических нападок. Он отмечает, что антипсихиатрия представляет собой не что иное, как завистливые атаки марксистами и коммунистами американцев и развитого ими социального уклада, нападки по причине приписываемой им ответственности за обеднение «слаборазвитых» народов. В русле такой антикапиталистической, антиколонизаторской антипсихиатрической перспективы безумец становится подобен не испорченному воспитанием ребенку или богатому чилийцу, сидящему на земле, полной меди.

Все достижения Лэйнга Сас обращает против него. Кингсли Холл описывается как «фабрика» по схождению с ума, существующая на деньги налогоплательщиков и спонсируемая, таким образом, из собственных карманов британцев. Он сравнивает Лэйнга с Фрейдом и Блейлером и говорит, что его деятельность ничем не отличается от деятельности его предшественников. Индикатором и своеобразным мерилом для Саса здесь выступает случай Мэри Барнс, которую он называет женщиной-волком. На его взгляд, точно так же, как невроз мужчины-волка стал священным символом психоанализа, психоз Мэри Барнс стал священным символом антипсихиатрии, а легенды о чудесных исцелениях, точно так же, как в психоанализе, подтверждают славу Лэйнга как исключительного целителя больных психозом. Вся разница для Саса в метафорах. В психиатрической больнице они медицинские, в Кингсли Холле Лэйнга альпинистские[380].

Лэйнг, к слову, был настроен по отношению к Сасу более позитивно. Он никогда не высказывал открытой враждебности и, напротив, настаивал больше на общности, чем на различии их идей. Во введении к «Здравомыслию, безумию и семье» он ссылался на «Миф душевной болезни» Саса и высоко оценивал его идеи, как и в интервью Бобу Маллану[381]. Однако публикация такой критической статьи не оставила Лэйнга равнодушным, и в 1979 г. он ответил в обзоре книг Саса «Теология медицины», «Миф психотерапии» и «Шизофрения» в «New Statesman». Лэйнг в этом обзоре обвиняет Саса в безосновательности его утверждений, в излишней зацикленности на мифологизме психической болезни и отсутствии необходимого для него анализа социальных институций и власти:

В этих трех книгах Сас продолжает, расширяет и углубляет резкую критику, начатую им в 1961 г. в работе «Миф душевной болезни» в отношении того, что он расценивает как злоупотребление медицинской метафорой в нашем обществе… Он предполагает, что на самом деле мы излишне игнорируем медицинскую метафору. Если все мы признаем, что то, что Сас выносит на обсуждение, есть безусловная истина, то психиатрия исчезнет, как и то, что он называет антипсихиатрией. <…> Достойно лишь удивления, что все это происходит на пустом месте; не превращает ли он медицинскую метафору в фетиш, а психиатрию – в козла отпущения? В этих книгах мы не находим серьезного анализа структур власти и знания, подобного тому, который можем найти у Фуко и Деррида[382].

Ответный удар Лэйнга был, что называется, не в бровь, а в глаз.

Надо признать, что Сас в этой полемике выглядит не очень хорошо. Во-первых, эту вражду и поиск различий в сходствах впервые затеял именно он. Лэйнг всегда обращал на это не очень много внимания. Во-вторых, в этом поединке он использовал не всегда чистые методы. В одной из своих статей Сас, в частности, будет припоминать Лэйнгу его семейные проблемы, копаясь в его грязном белье[383]. В-третьих, не менее ожесточенную полемику и критику Сас продолжает и после смерти Лэйнга, когда Лэйнг ответить ему уже не может.

Исследователь творчества Лэйнга Д. Берстон отмечает, что разница между Лэйнгом и Сасом обусловлена их различной направленностью. Сас, подчеркивает Берстон, – либертарианец, Лэйнг – экзистенциалист[384]. Теодор Иттен и Рон Робертс развивают ту же линию и говорят о том, что неприятие Сасом Лэйнга было обусловлено восприятием его как коммуниста, находящегося в оппозиции к философии свободного рынка, которая лежала в основе либертарианских принципов Саса[385].

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии