Читаем Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией полностью

Этот герменевтический контекст творчества Лэйнга важно акцентировать. Лори Резнек, жестко критикуя подход Лэйнга, указывает на один немаловажный факт:

Лэйнг утверждает, что так называемые симптомы шизофрении, к примеру, такие как разорванность речи, не являются симптомами болезни, а, напротив, мотивированы определенными причинами[497].

По мнению Резнека, такая логика несостоятельна. Если отвлечься от того, что Резнек путает причинное объяснение и понимающее истолкование, его высказывание приводит к интересным выводам.

По сути, Лэйнг не просто отрицает патологический характер тех трансформаций, которые происходят, он изменяет ракурс: актуализирует понятные связи, заменяя причинное объяснение пониманием. Продолжая линию экзистенциально-феноменологических психиатров, Лэйнг начиная уже со своей первой работы поднимает вопрос об адекватном для исследования психически больного методе. И этим методом для Лэйнга становится понимание. Сначала, в «Разделенном Я» он выстраивает, если можно так сказать, экзистенциальные связи, реализуя экзистенциально-феноменологический метод и включая так называемые симптомы болезни в контекст существования человека. Затем, начиная с 1962 г., Лэйнг начинает говорить о социальной феноменологии и исследует социальный контекст шизофрении. Он подчеркивает, что шизофрения является не патологическим процессом, а способом выхода человека из непреодолимой семейной ситуации. Таким образом, теперь поведение и опыт человека становятся понятными в рамках социального окружения. Лэйнг меняет ракурс рассмотрения, избирая не клинический, медицинский, «отыскивающий причины» взгляд, а понимающую интуицию философа. Такую переориентацию с клинического на философское он проделывает не раз.

Однако Лэйнг не был похож на других экзистенциально-феноменологических психиатров. Карл Ясперс, который впервые в психиатрии настоятельно заговорил о необходимости понимания психически больных, был человеком исключительно рациональным, и его понимание должно было окончательно рационализировать безумие. Ясперс не был непосредственным, он никогда не вставал с больными на один уровень. То же можно сказать и о Людвиге Бинсвангере, Эжене Минковски, Викторе Эмиле фон Гебзаттеле. Роскошные частные психиатрические санатории Бинсвангера и Гебзаттеля придавали их директорам величие и статность. Эти фигуры предшественников Лэйнга – экзистенциально-феноменологических психиатров – были еще фигурами XIX в., где психиатр – это, практически, властитель мира. Лэйнг был другим, психиатром другого поколения. Для больных он был рубахой-парнем, своим в доску. Он действительно разговаривал с ними, проводил с ними время: не по обязанности, не с исследовательскими целями, а потому, что ему было это интересно. Отбросив двуличие психиатрии, он максимально сократил дистанцию между собой и своими пациентами. Все знакомые Лэйнга отмечали тот факт, что ему очень нравилась компания безумцев и что он чувствовал себя с ними совершенно свободно. Его неистовый интерес к опыту психически больных граничил с завистью, ведь ему так хотелось это понять, понять на уровне ощущений. Стивен Ганс говорит:

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии