Читаем Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией полностью

Составляющие экзистенциально-феноменологическую психиатрию феноменологическая психиатрия (К. Ясперс, Э.Минковски, В.Э. фон Гебзаттель, Э. Штраус) и экзистенциальный анализ (Л. Бинсвангер, М. Босс, Р. Кун и др.) в качестве своего основного достижения, продолжая идеи феноменологии Э. Гуссерля, закрепили за безумием онтологический статус. Для представителей этих направлений реальность патологических фантазий больного стала неопровержимой реальностью опыта. Как писал Э. Штраус: «Реальное – это то и только то, что затрагивает и захватывает переживающего человека. „Реальное“ означает „произошедшее со мной“. При этом оно не обязательно должно соответствовать установленным законам природы. Нереального как возможности или вероятности не существует»[51].

Феноменологические психиатры и экзистенциальные аналитики стали рассматривать психически больного человека не как носителя определенного набора патологических симптомов и синдромов, которые психиатру необходимо зафиксировать и описать, но как человека со специфическим бытием. При этом в качестве методологии такого исследования начиная с Карла Ясперса стали использовать методы понимания и описания. Понимающая и описательная психология в пространстве психиатрии стали ориентироваться на исследование внутреннего мира больного, отбросив его естественно-научную трактовку как объекта исследования. Теперь нужно было понять больного, «понять» – значит по возможности пережить его опыт как свой, даже если это и с трудом возможно, «понять» – значит осмыслить этот опыт на основании его самого, изнутри его самого, посмотрев на него как на непосредственно данное переживание, не апеллируя к научной объективности. Этот непосредственно данный опыт необходимо было не только понять, но и зафиксировать, не обращаясь к опосредованности теорией, но так, как он видится самому больному.

В результате использования такой методологии в психиатрии феноменологические психиатры и экзистенциальные аналитики стали описывать психическое заболевание как специфический модус опыта или бытия, который отличается своей особой организацией пространства и времени. Исследования феноменологических психиатров и экзистенциальных аналитиков стали ориентироваться на поиск некой априорной структуры патологического опыта.

Продолжив в психиатрии идеи Эдмунда Гуссерля и Макса Шелера, Мартина Хайдеггера и Анри Бергсона, описательной психологии Вильгельма Дильтея и марбургского неокантианства, экзистенциально-феноменологическая традиция произвела эпистемологический переворот в психиатрии. Она заставила посмотреть на психически больного как на человека с его страданием и болью, а на психиатрию – как на несовершенную практику, которая в обязательном порядке должна быть преобразована на основании философской парадигмы.

Эти экзистенциальные поиски в психиатрии XX в., которые имели решающее значение для формирования воззрений Лэйнга, вследствие гуманитаризации психиатрии дополнялись обилием социальных теорий, причем социальное осмысление психического заболевания первоначально было связано с этнографическими и транскультурными исследованиями и началось в 1920-1930-х гг. В это время наибольшую актуальность приобрело изучение особенностей мышления и сознания в примитивных культурах. Достижения этнологов привели психиатров к закономерному вопросу о том, отличаются ли симптомы психических расстройств у представителей различных обществ и культур, одновременно началось исследование этноспецифичных психических заболеваний.

Уже в 1934 г. в статье «Антропология и анормальное» Рут Бенедикт указывает, что критерием нормальности является соответствие взглядам социальной среды, которая окружает индивида[52]. В том же году Джорж Герберт Мид настаивает на том, что девиантное поведение является прежде всего социальной проблемой и выражает нарушение социальных норм и ожиданий[53]. М.Херсковиц, основываясь на исследованиях Бенедикт, предлагает термин «инкультурация». Под этим термином он понимает вхождение индивида в конкретную культурную среду, которая впоследствии определяет мышление, модели поведения и восприятие реальности. Инкультурация находится в тесной связи с формированием представлений о норме и патологии. В работе «Культурная антропология» Херсковиц указывает, что окончательное определение того, что нормально и что ненормально, зависит от организации отношений в культуре[54].

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии