Ронины из Ако, или Повесть о сорока семи верных вассалах (Ako Roshi)

«Ну что ж…» — сказал про себя Исукэ, приготовившись к худшему и собираясь держаться до конца. Однако ломать комедию уже не хотелось. Он понимал, что положение его становится более чем скверным. Об этом можно было догадаться по зловещему блеску в глазах Дэндзо. Исукэ горше смерти было сознавать, что он попался в лапы этому типу, который, должно быть, будет его пытать. Деваться, однако, было некуда.

— Крепкий орешек, — проронил Дэндзо, явно готовясь приступить к пытке. — А ну говори, как твое имя!

— Гохэй, с вашего позволения.

— Ну да, и торгуешь ты рисом — это все нам известно. Я тебя спрашиваю о том имени, что у тебя в метрику было вписано, когда ты еще с двумя мечами за поясом ходил.

— Шутить изволите, сударь.

— Болван! — взревел Дэндзо и, глухо закашлявшись, отхаркнулся.

Прикрывая лицо, Исукэ слегка дрожал. Ожидая, что в следующее мгновенье пленник предпримет отчаянную попытку вырваться и бежать, Дэндзо привстал на колено, приготовившись выхватить меч. Однако Исукэ, вместо этого, продолжая дрожать мелкой дрожью, мешком осел на глиняный пол прихожей.

— Нехорошо, сударь! — только и промолвил он, глядя снизу вверх на своего мучителя. Более никакого сопротивления пленник не оказал.

— Крепкий орешек! — снова заметил Дэндзо, все более озлобляясь от того, что его действия не возымели желаемого результата. — Ну, коли сам не хочешь говорить, у нас найдутся средства тебя заставить.

Он сделал знак глазами, и трое охранников, которые, как видно, ожидали приказа, явились с грудой тренировочных мечей–синаи из расщепленного бамбука и длинных обломков луков.

— Эй! — подал голос молчавший доселе Хэйсити. — Зря вы это делаете, все равно ничего не скажет, — промолвил он с холодной усмешкой.

Хэйсити на ветер слов не бросал. По тому, что он видел, можно было понять, что из этого человека, сколько его ни бей, все равно ничего не вытянешь. Однако замечание Кобаяси только подлило масла в огонь, распалив Дэндзо и его приятелей.

Исукэ бесстрастно наблюдал за приготовлениями к экзекуции. Один из охранников принес веревку. Пленника связали и принялись избивать — кто обломками луков, кто бамбуковыми мечами. Он бесстрашно принимал удары, не издав не звука.

Исукэ знал, что главное — не выдать себя самому, поскольку у противников нет никаких доказательств его вины. К тому же, как бы безжалостно они его ни истязали, убивать его охранники, видимо, не собирались. А если так, то что ж — надо стойко терпеть мучения до конца. Впрочем, Исукэ думал не только об этом. Он решил, что, коль скоро уж представился случай повидать всех людей Уэсуги, надо по крайней мере посчитать, сколько здесь охранников.

Жестокие удары так и сыпались на несчастного, палки со свистом рассекали воздух.

— Слабовато! — бросил Дэндзо, вставая.

Сидевший рядом с ним Хэйсити, который с самого начала говорил, что все затеяли зря, казалось, уже не в силах был смотреть на это отвратительное зрелище.

Волосы у Исукэ были растрепаны, одежда на спине разорвана в клочья, лицо искажено болью, но он старался думать о другом и сжав зубы превозмогал муку. Заметив подошедшего Дэндзо, пленник обратил на него взгляд, полный ненависти. Дэндзо взял длинный обломок лука, размахнулся и хлестнул Исукэ по лицу. Тот глухо вскрикнул. Из–под пальцев, которыми он пытался закрыть лицо, обильно полилась кровь. Даже окружавшие пленника охранники, уже собиравшиеся вслед за Дэндзо снова пустить в ход свои палки, невольно отшатнулись от окровавленной жертвы.

— Болван! — снова прорычал Дэндзо, кашляя и выплевывая мокроту. — На сегодня хватит с тебя, можешь убираться. А будешь еще здесь шпионить, так тебя разукрасим, что живого места не останется. Если не нравится, можешь привести своих дружков — мы их встретим.

Не отвечая на оскорбления, Исукэ молча утер кровь и поднялся, превозмогая боль.

Мальчишка–посыльный принес в дом Ёгоро Кандзаки, что в Адзабу, письмо от Исукэ. Вскрыв послание, Ёгоро прочитал, что Исукэ удалось выяснить количество охранников Уэсуги в усадьбе Киры. Кроме Скелета, Плеши, Огурца и еще троих, которым дали клички раньше, он насчитал еще семерых. Каждому была присвоено соответствующее прозвище. Новый список свидетельствовал о том, что Исукэ стал язвительнее, чем прежде. Прозвища в начальном списке основывались на особенностях внешности того или иного персонажа и отражали какие–то их забавные индивидуальные свойства. В нынешнем же списке ничего смешного не осталось — в нем чувствовалась вполне серьезная злость. Ну, ладно еще «Мореный мерин» или «Тощий пес». (Хотя почему было просто не назвать «Мерин» и «Пес»? Так нет же, специально добавил «мореного» и «тощего»!) А «Блоха», «Вошь», «Навозный жук» — это как прикажете понимать? Правда самому Ёгоро, который тех молодчиков не видел, прозвища ровно ничего не говорили.