Ронины из Ако, или Повесть о сорока семи верных вассалах (Ako Roshi)

К тому же чувствовалось, что напряжение в лагере противника нарастает. Все были согласны в том, что врагу, скорее всего, известно о прибытии командора. Из усадеб Уэсуги и Киры не просачивалось никаких сведений — будто раковины намертво сомкнули створки. Все входящие и выходящие из ворот были под строгим контролем, и выяснить, что происходит внутри, не было никакой возможности. Ронинов это бесило, но Кураноскэ только коротко заметил: «Надо немного переждать».

Ясубэй и его друзья понимали, что все сделанное ими до сих пор будет напрасно, если они не добудут новых сведений, но присутствие Кураноскэ удерживало их от отчаяния. Враги в конце концов были живыми людьми, а всему живому свойственно изменяться. Перемены происходят ежедневно — их надо постараться отследить, найти уязвимое место и нанести стремительный удар. «Теперь, когда командор здесь, стало похоже на настоящее дело», — обращаясь к Тадасити, заметил Ясубэй.

Сам Кураноскэ в своем деревенском уединении, когда выдавалось свободное время, в основном спал. Когда просыпался, если не было посетителей, в печальном раздумье бродил по двору, останавливался у курятника, неторопливо обходил все подворье и при встрече с проживавшими рядом Матанодзё Усиодой и Ханнодзё Сугая лишь изредка перебрасывался с ними несколькими словами. В часы мучительных раздумий лоб его бороздили морщины — что всем бросалось в глаза.

Однажды совершенно неожиданно — будто птица вспорхнула из–под ноги — Кураноскэ вдруг заявил: — Наведаюсь–ка я в Эдо.

Тут же, не тратя время на сборы, и тронулся в путь, надев глубокую соломенную шляпу, прикрывавшую лицо. С собой брать никого не стал.

О своем появлении в Эдо Кураноскэ никому заранее не сообщил. Судя по всему, он собирался навестить несколько человек, которых наметил заранее, и вскорости вернуться в Хираму. Встретиться он решил с Тюдзаэмоном Ёсидой, Соэ–моном Харой и Дзюнаем Онодэрой, а посовещавшись с ними, действительно намеревался вернуться восвояси. Остальные ронины были порядком удивлены, когда разнесся слух, что командор объявился в Эдо.

Кое–кто пытался его отговорить, утверждая, что поход в Эдо чреват опасностями, на что Кураноскэ только с кривой усмешкой переспрашивал: «Да неужели?!» Вскоре он, как обычно, никому ничего не говоря, в одиночку отправился в путь. Тюдзаэмону Ёсида заранее дал знать о визите товарищам в Эдо, решив по крайней мере втайне позаботиться о безопасности командора на обратном пути.

В тот день Кураноскэ на пути из Эдо в Хираму дожидался в чайной у переправы Рокуго, пока лодка перевозчика вернется с другого берега. Уже начинало смеркаться, и безоблачный небосвод окрасился багрянцем вечерней зари. На охваченном пламенем горизонте маячили горные вершины и распадки — пурпурно–лиловая гряда невысоких гор в Сагами и в краю Каи, а на ее фоне отчетливо вырисовывалась громада Фудзи.

— На вершине–то уже снег, — сказал про себя Кураноскэ, вглядываясь в даль.

Близился конец октября, и с полей, еще недавно радовавших взор осенними красками — золотистыми волнами колосьев, — уже свезли убранный урожай, оставив лишь наводившее унынье пустынное после добросовестной косьбы жнивье. Дерево хурмы было расцвечено яркими, как фейерверк, плодами. Вероятно, их не стали собирать оттого, что были слишком терпкие на вкус. На ветвях примостилось несколько ворон. Скоро ноябрь, потом декабрь… Время летит быстро.

В Эдо те ронины, что предполагали вскорости выступать, уже готовились всерьез. Решено было, что к намеченному дню все соберутся в Эдо из окрестных городов и весей. Кансукэ Накамура, отправившийся вместе с женой в Сиракаву, что в краю Осю, срочно вернулся по вызову. Кадзуэмон Фува, который еще при жизни покойного князя за некий проступок был отправлен в отставку, проявил истинное мужество и верность долгу, примкнув к отряду ронинов. Все были в полной боевой готовности и могли по первому приказу идти в бой. Однако подготовка требовала некоторого времени, да к тому же достоверных сведений о противнике пока добыть так и не удавалось.

Весь расчет был на решительную победу — они не могли допустить неудачи. Конечно, если эта попытка окончится провалом, в дальнейшем, наверное, не исключено было бы попробовать еще раз, собрать новый отряд… Но в сущности это было невозможно. Для Кураноскэ никакой второй попытки быть не могло. Он шел ва–банк — пан или пропал! Либо полная победа, либо позорное поражение. Не должно было быть никакой неуверенности, никаких колебаний — иначе выступать было бесполезно. Кое–кто из ронинов допускал, что в крайнем случае можно будет предпринять вторую попытку, но Кураноскэ в ответ только усмехался и не вступал с ними в споры. В том не было необходимости. Для всех так или иначе провал был равносилен смертному приговору.