Ронины из Ако, или Повесть о сорока семи верных вассалах (Ako Roshi)

Человек, которого ожидал Хёбу, все не появлялся. Пройдя насквозь через придорожную рощицу, Хёбу вышел на опушку с противоположной стороны, и перед ним открылись уходящие к горизонту унылые осенние поля. Ясный свет погожего осеннего дня заливал бескрайние дали до самых гор. Хёбу присел на корень дерева и достал кисет, продолжая любоваться пейзажем. Вдалеке в перелеске виднелись фигурки идущих куда–то людей, маленькие, как горошины. Он долго сидел в ожидании под ласковыми лучами солнца. Кольца табачного дыма клубились в прозрачном воздухе, истончались и незаметно исчезали.

Наконец появился Паук Дзиндзюро. Обменявшись взглядами, они вместе молча пошли по дороге.

— Ну, как там? — спросил Хёбу.

— Да, как видно, они начеку… — коротко ответствовал Дзиндзюро.

На лицо Хёбу легла мрачная тень. Помолчав еще немного, он обронил:

— Так оно и должно было быть…

Вслед за тем Дзиндзюро подробно и обстоятельно поведал о том, как они прошлой ночью с Хаято и Осэн пробирались в деревню Хирама, и что из этого вышло. Не похоже, чтобы часовых расставил сам Кураноскэ — скорее всего, за это дело взялись крестьяне из деревни. А кроме того в соседних домах человек по пять–шесть квартируют самураи, которые, если что, всегда готовы примчаться на помощь по первому зову.

Хёбу сверкнул глазами исподлобья:

— Те самые ронины?

Этого Дзиндзюро пока не знал. Хёбу на некоторое время умолк, погрузившись в раздумье.

Если кто–то втайне помогает ронинам из Ако осуществлять их план, то кто это может быть? Дом Тода? Или их родичи из края Гэй? Да нет, едва ли среди родни Асано найдутся такие, у кого хватит духу на подобное. Если же подозревать кого–то еще, то остается лишь строить догадки и предположения. Скорее всего никакой серьезной силы за этим не стоит. Похоже, что просто собралось вместе несколько человек, которые записались в союзники ронинов. В любом случае действовать публично они не могут, поскольку сами ронины из Ако — компания злоумышленников, которые затевают разбой и беззаконие. Если станет известно, что кто–то этим злодеям помогает, безусловно, таким помощникам не поздоровится — разделят вину со злоумышленниками.

От этой мысли Хёбу немного оживился, и легкий румянец разлился у него по щекам. Надо прибегнуть к соответствующим мерам и разоблачить заговор. Но почему же верховная власть и в особенности всесильный Янагисава, покровительствующий Кире, молча наблюдают за развитием событий, не желая ничего предпринимать? Уж наверное, можно было найти достаточно убедительную причину для того, чтобы нанести упреждающий удар по этим ронинам, которые все время смотрят волками и вот–вот укусят. Тем самым был бы подкреплен авторитет верховной власти, замыслы ронинов были бы пресечены в зародыше и Оиси не смог бы даже пальцем пошевелить.

Вот именно! Вот оно! Хёбу почувствовал, что огонек вдруг забрезжил во мраке. Этот огонек разгорался все ярче и ярче, освещая окрестности, и просился из груди наружу. Хёбу совладал с собой, уняв волнение, и спокойным голосом сказал:

— Поворачиваем. Я возвращаюсь в Эдо.

Тораноскэ Сисидо, возвращавшийся из Ако, преобразившись в обличье нищего, шагал сквозь предутренний туман через квартал Хонсюку в Синагаве. По дороге он завернул в дом, где над входом красовался темно–синий занавес–норэн с изображением цветка имбиря. Когда он, нырнув под норэн, зашел в дом, там царили мрак и тишина — никто еще не вставал. У вышедшего с заспанной физиономией мужичка Тораноскэ спросил, изволит ли еще почивать преподобный Отставник. Мужичок вежливо ответил, что не стоило и задавать подобный вопрос, поскольку оно само собой разумеется. В тоне его чувствовалось легкое презрение к наивному посетителю.

— Ну, тогда и меня где–нибудь пристрой, — усмехнулся Тораноскэ. — Вздремну немного, а когда сам проснется, разбудишь меня.

На вопрос, не желает ли гость девицу, Тораноскэ отмахнулся:

— Не надо. Спать хочу!

После такого ответа, как и следовало ожидать, его препроводили по лестнице куда–то в подвал, в темную комнату, заваленную бумажными фонарями, и предложили весьма несвежую постель. Впрочем, Тораноскэ было все равно. Не успел он рухнуть на футон, как комната огласилась громоподобным храпом.

Когда на улице было уже совсем светло, хозяин растолкал Тораноскэ и провел его к Мунину Оиси. Прямо под окнами вскипали волны прибоя, и отраженные от воды яркие блики играли на потолке. Мунин, обряженный в изысканное спальное кимоно на вате, скрестив ноги сидел подле веранды на пышной постели, куда падали лучи солнца.

— С прибытием! — изрек он.

Юная девица, годившаяся Мунину в дочери, пристроилась рядом с ним на постели с несколько смущенным выражением смазливого личика.

— Как изволили почивать? — с усмешкой спросил Тораноскэ, присаживаясь.

— Ничего себе, — ответствовал Мунин, скривив губы в улыбке, обращенной к безоблачной морской дали.

— Гляди–ка, вон остров Авакадзуси виднеется… — заметил он лениво.

Тораноскэ, подавив усмешку, спросил:

— Ну, как, освежились немного?