Ронины из Ако, или Повесть о сорока семи верных вассалах (Ako Roshi)

Вскоре настроение у всех как–то само собой улучшилось. Ронины громко переговаривались, обсуждая события последней ночи. Братия тоже были не прочь послушать их рассказы. Несколько монахов, охочих до мальчиков–вакасю, окружили юного красавчика Эмосити Ято. Тикара был для них слишком крепок и высок ростом, чтобы сойти за подростка.

Кураноскэ все еще ждал и надеялся, что сюда скоро нагрянет погоня, высланная кланом Уэсуги. Того же с нетерпением ожидали и прочие ронины. Было очень странно, что погоня все не появляется. Все считали, что, чем дожидаться сложа руки наказания от сёгуна, куда достойней было бы принять здесь последний бой и пасть смертью храбрых. Среди братии, которая вся уже была на стороне ронинов, тоже оказалось немало таких монахов, что убежденно вещали: пусть, мол, явится воинство Уэсуги — не так–то просто будет им проломить ворота и ворваться в храм! Они притащили письменный прибор и попросили гостей написать им что–нибудь на память. Ронины весело принялись по очереди водить кистью.

Тем временем наступил полдень.

— Войско Уэсуги подступает к храму! — раздался вдруг крик.

Ронины всполошились. Один из монахов, что укреплял главные ворота, стремглав вбежал в зал.

— Что? И впрямь явились?

Ронины вскакивали с циновок, побросав кисти и чарки. Многие ринулись к прислоненным у стены копьям.

После отхода ронинов разгромленная усадьба Киры представляла собой ужасающее зрелище. Сквозь проломленные и рухнувшие сёдзи солнечные лучи заливали слепящим светом внутренность дома, где повсюду в беспорядке валялись мертвые тела. В коридорах и на циновках комнат чернели грязные следы соломенных сандалий. Обломки мебели и столовой утвари перемежались с кусками бумажных перегородок–фусума, из которых торчали покореженные планки остова.

Разбежавшиеся кто куда защитники усадьбы постепенно возвращались наместо побоища. Подавленные и растерянные, вассалы и слуги Киры с бледными, землистыми лицами в безмолвном оцепенении созерцали представшую перед ними жуткую картину. Снег на крыше начал таять, и капли одна за другой падали на землю, разбрасывая грязные брызги.

Вассалы не могли поднять глаза на своего молодого господина Ёсиканэ Сахёэ, который замер в бессильном отчаянье над обезглавленным трупом Кодзукэноскэ. Они собрались вокруг, намереваясь как–то его утешить и поддержать, но все их усилия оборачивались пустой суетой: ведь в конечном счете это они, при всей своей численности и вооружении, не смогли защитить сюзерена. Сейчас они еще больше ощущали груз павшей на них тяжкой ответственности, будучи не в силах что–либо сказать в свое оправдание. Для них невыносимо было даже представить, какие чувства должен испытывать Сахёэ. Получив удар копьем от одного из ронинов, Сахёэ сумел ускользнуть от преследования и укрыться в казарменном бараке, но, пока он там прятался, враги безжалостно расправились с его дедом по крови и приемным отцом по родовому регистру, Кирой. Скорбь его была столь безмерна и неистова, что он скорее предпочел бы погибнуть сам, и теперь в невыносимой тоске проклинал себя за позорное малодушие.

За оградой усадьбы, судя по доносившимся голосам, тем временем собирались желающие посмотреть на место происшествия. Множество недоброжелательных глаз заглядывало во двор через забор, отделявший усадьбу от соседей, и через проделанный в стене казармы лаз. Те самурайские старшины, что сбежали во время боя через тот самый лаз, теперь старались продемонстрировать свои деловые способности, раздавая указания направо и налево и тем самым пытаясь как–то спасти лицо.

Сахёэ удалился во внутренние покои дома.

Кунай Сайто и Магобэй Соуда все время твердили одно: «Ведь нельзя же все оставить в таком виде!» Однако быстро отдать толковые распоряжения они так и не смогли. Запоздали даже с делом первостепенной важности — докладом о случившемся, который надлежало представить властям. В конце концов решено было, что с докладом отправится Хэйма Касуя. Наглухо закрывшись в паланкине, он велел носильщикам пробиться через толпу за воротами и поспешил прочь от усадьбы в усадьбу члена Совета старейшин, являвшегося месячным дежурным по замку.

Исполняющим обязанности месячного дежурного в двенадцатую луну был член Совета старейшин Инаба. Когда паланкин с гонцом прибыл к нему на подворье, навстречу Хэйме вышли самураи охраны и выслушали сообщение о нападении на усадьбу Киры. Узнав о том, как пятьдесят ронинов обратили в бегство вдвое их превосходившие силы защитников усадьбы, вассалы Инабы преисполнились недоумения.

— Да, досталось же вам… Скверная история! — воскликнул один из слушателей. — Ну, если уж так оно в бою повернулось, видно, противник вам не по зубам достался — с таким суждено было встретиться.

Хэйма невольно покраснел и чуть слышно пробормотал, будто оправдываясь:

— Что делать! Недоглядели. В эту ночь не я стоял на часах…

— И впрямь нехорошо получилось! — сурово подытожил его собеседник.