Он и так слишком много беспокойства доставил близким. Они–то его и выходили: приемный сын, жена и дочка. Нелегко им пришлось из–за него. Яхэй почувствовал, как сердце слабеет, переполняясь благодарностью, и слезы наворачиваются на глаза. Он едва справился с собой, чуть было не прикрикнув по старинке: «Это еще что такое! Не киснуть!»
Яхэй поглядывал на молодых, что следом за ним шли ставить свечи у могилы, и ему хотелось каждого потрепать по плечу: «Молодец, сынок!»
Никто из отряда не погиб. Они и впрямь потрудились на славу.
Как, должно быть, ликует сейчас душа покойного господина! Ведь ему ведомо, что здесь сейчас собрались самые близкие и верные…
Листва играла и переливалась в солнечных бликах. За живой изгородью на откосе чернела толпа — люди безмолвно смотрели сверху во двор храма. Густым покровом нависали ветви деревьев. Над ними безмятежной синевой сиял небосклон.
— Отец! — окликнул его Ясубэй.
— Да? — старый Яхэй весело глянул на приемного сына.
— Вы, наверное, устали, отец?
— Нисколько не устал! Я… Ты… Молодец, сынок, хорошо постарался! Да ведь и не слишком трудная была работенка, а?
— Ну, почему же, противник у нас был изрядный, — ответил, взглянув на отца, Ясубэй с лукавой усмешкой. — Хотя по мне, так мог быть и покруче…
— Вот–вот, и по мне тоже! — улыбнулся в ответ старик.
Возжигание благовоний подошло к концу. Появился старший монах с приглашением отдохнуть в обители. Насельники храма уже успокоились и как будто бы прониклись сочувствием к ронинам.
Солнце пригревало тропинку на склоне холма, и от тающего снега поднимался пар. Ронины снова пересекли храмовый двор и, ведомые монахом, прошли в прихожую жилого корпуса для паломников. Там они сняли соломенные сандалии, обмыли ноги и вошли в помещение.
В просторном гостевом зале их ждали расставленные жаровни для обогрева и положенные в рядок подушки для сиденья.
Кураноскэ сказал, обращаясь к бонзе:
— Наш обряд поминовения души покойного господина и возложения приношений мы благополучно завершили, так что, как сами изволите видеть, никаких недозволенных действий с нашей стороны не наблюдается. Засим мы намерены смиренно дожидаться решения верховных властей относительно нашей участи. По дороге сюда сегодня утром мы отправили двоих из нашего отряда в усадьбу его светлости начальника Охранного ведомства омэцукэ Сэнгоку, и теперь, вероятно, вскорости можно ждать вестей. Если позволите, мы немного задержимся у вас, чтобы дождаться извещения.
— Пожалуйста, не стесняйтесь. Располагайтесь поудобней и отдыхайте, — любезно предложил старший монах, попросив только назвать количество людей в отряде и перечислить все имена, поскольку необходимо будет представить донесение главному смотрителю храмов и святилищ.
Кураноскэ назвал имена всех сорока семи ронинов, заметив в заключение:
— Стало быть, двое, Тюдзаэмон Ёсида и Сукээмон Томиномори, отправлены в усадьбу омэцукэ Сэнгоку. Что с Китиэмоном Тэрасакой и где он, я представления не имею. Об этом тоже, будьте добры, доложите.
Пост смотрителя храмов и святилищ занимал Масатака Абэ Хиданоками. К нему в усадьбу и направился со списком настоятель храма Сэнгаку–дзи, приказав носильщикам нести паланкин побыстрее.
Смотритель храмов внимательно выслушал святого отца. В докладе его преподобия можно было легко уловить скрытую симпатию к ронинам. Абэ улыбнулся. Настоятель не забыл похвалить учтивость манер и деликатность своих гостей. Изложив суть дела, он собрался восвояси. Абэ вышел проводить святого отца и на прощанье сказал:
— Что ж, примите их с честью.
Эти слова, скорее всего, отражали только личную позицию смотрителя храмов и святилищ, но настоятель был обрадован и воодушевлен. Он поспешно вернулся в храм, не медля ни минуты направился в гостевой корпус, где расположились ронины, и разыскал там Кураноскэ.
— Вы, наверное, устали, господа? Отдыхайте спокойно! — обратился он ко всем собравшимся, видя, что ронины чувствуют себя стесненно и даже не решаются подойти к жаровням погреться.
Кураноскэ объяснил: все оттого, что они ждут с часу на час решения властей.
Настоятелю подумалось, что сейчас гостям не помешало бы немного сакэ.
— Не стесняйтесь, господа, — приветливо сказал он. — Кто помоложе, развлекайтесь себе на здоровье.
Монахи принесли рисовой каши с пылу с жару, выставили бутылки подогретого сакэ, пояснив, что этот сорт называется «Горячая влага нирваны». Ронины не знали, как и благодарить радушных хозяев. Вскоре затопили баню, и монах пришел звать всех помыться.
Монахи, и стар и млад, запросто выходили к гостям, стараясь помочь кто чем может, будто так у них всегда и было принято.
В зале было холодновато, все давно уже ничего не ели. К тому же теперь, когда страшное напряжение всех сил было позади, на людей навалилась усталость. Кое–кто из стариков дремал, привалившись к деревянным опорным столбам. Вино и рисовая каша были и впрямь очень кстати.
— Что ж, благодарствуем. Выпьем, коли так, — сказал Кураноскэ.