Ронни Джеймс Дио. Автобиография. Rainbow in the dark

В музыкальном плане мы все упростили, и оказалось, что так нам работается лучше всего: мы стали мощным трио с пианино «хонки-тонки». На дворе стоял 1971 год, и в моде были бескомпромиссные рок-группы, умевшие завлечь, обладавшие музыкальным мастерством и – хотелось бы надеяться – писавшие хорошие песни. Мы знали, что Року такое нравится, когда он включил нам тот самый альбом группы Humble Pie. Также мы следили, в каком направлении развиваются группы вроде Led Zeppelin, Deep Purple и The Faces. Даже группы вроде The Stones и The Who, в 1960-х добившиеся успеха синглами, теперь охотно демонстрировали свою музыкальную силу, поигрывая мускулами. Музыка стала более тяжелой, блюзовой и раскованной.

Первым делом, как обычно, мы решили изменить название – с Elves на простое Elf. Во всяком случае, нам казалось, что Elf звучит тяжелее, более коллективно и самоуверенно, нежели Elves. Типа: «Эй, а чего ты такое слушаешь? Elf? Класс! Да, все котируют Elf, чувак».

У нас было все необходимое для того, чтобы протоптать новую дерзкую музыкальную тропу. Все – кроме песен. Рок сказал, что у него есть несколько наметок, над которыми он работает, но прежде не решался показать их нам, боясь, что саркастичный Даг его раскритикует. «Не неси чушь», – говорили мы ему. – «Давай послушаем!». Когда он сыграл нам свою первую наработку, мы молча поблагодарили судьбу за то, что Даг этого не слышал. Одного названия было бы достаточно, чтобы у Дага случился эмоциональный срыв. Называлась она «Sit Down Honey (Everything Will Be Alright)» – «Присядь-ка, дорогуша! (Все будет в шоколаде»). Но для нас это не имело значения. Именно простота мелодии, аккордовых прогрессий и исполнения дала нам возможность свободно выразить как себя, так и группу, чего ни один из нас прежде не испытывал. Случись бы такое пятью годами ранее, нам бы не хватило мастерства столь внезапно сменить музыкальное направление, которое предлагала песня Рока.

Мы, наверное, часами сидели над этим первым треком, придавая ему форму, доводя до ума и кайфуя от результата. Это как Rod and The Faces вперемешку с Humble Pie, с каждым исполнением улыбка становилась все шире. У Рока была еще одна замечательная композиция, «Dixie Lee Junction», опять же, очень похожая на ранний Faces и Humble Pie – блюз, но с множеством элементов хард-рока. Рок придумал ей название, наугад ткнув пальцем на карту США и оказавшись в маленьком городке Теннеси с тем же названием. Опять же, мы играли ее снова и снова, получая от процесса огромное удовольствие, после чего решили, что на сегодня хватит. Остаток вечера провели за эмоциональным обсуждением и строя планы насчет следующей музыкальной атаки в местном баре. Решили, что отныне будем играть только свои песни. Таким образом мы не смогли играть долгий сет, не повторяясь, зато всем показали дерзость и напор в музыке.

Теперь, когда заходила речь о сочинении материала, я как соавтор чувствовал себя гораздо комфортнее. У Рока была своя фишка, поэтому мы с Мики Ли стали сочинять вдвоем. Мы написали немалое количество композиций, используя электрическое пианино фирмы Wurlitzer. Было это в глухом захолустье в номере мотеля, где жил Мики Ли. Из-за теплого, более мягкого звучания инструмента становилось сложнее сочинять композиции, основанные на гитарных блок-аккордах[17], но зато я здорово научился представлять в голове, как будут звучать инструменты, особенно гитара. Этот навык пригодится мне в дальнейшем, когда я буду работать с одними из лучших гитаристов в мире.

Нам нравилось то, что получалось у Мики Ли, но электрическое пианино звучало неуместно и терялось на фоне гитары Рока, моего баса и барабанов Гэри. Нам рассказали, что звук акустического фортепьяно можно усилить с помощью звукоснимателей, и, чтобы не бежать впереди паровоза, мы купили кабинетный рояль на передвижных ножках, и, перевернув набок, его легко можно было положить в грузовик (если, конечно, у вас задний борт с гидроприводом). Мы нашли звукосниматель, купили его и – чудо чудное – он заработал! Теперь звук пианино шел через усилители на сцене.

Приблизительно в это же время изменился и мой голос, стал чуть грубее, и я запел в своем стиле. Такой вокал подходил нашей музыке, и чем больше я двигался в этом направлении, тем естественнее и правильнее звучал. Как будто я пел так, как и должен был, по моему мнению, звучать певец в то время. Я вдруг стал сомневаться, как мой голос должен звучать, поэтому для самовыражения решил использовать свой настоящий голос, не ставя никаких рамок. Впервые в жизни я пел от сердца.

К этому времени у нас было уже достаточно материала, чтобы продержаться на сцене еще как минимум шестьдесят минут, но нужно было проверить свои силы, впервые исполнив новый материал живьем. Решили снять оружие с предохранителя: никаких чужих песен.