Энки говорил с Шархи, и разговоры все чаще обращались спорами. В Урсу стекались беженцы, потерявшие дома; уничтожили их воины Шархи или противники – неизвестно. Но люди лишались всего и шли к городам, чтобы не умереть от голода. Низкорожденные приходили в надежде, что высокородные, владевшие ими, проявят снисхождение. Неужели Шархи не видит, что люди, которых он хотел привести к лучшей жизни, страдают больше всего, недоумевал Энки.
Как-то он пригласил друга на прогулку, чтобы показать ему засилье нищих на улицах. Низкорожденных не пускали в город, и они ночевали у стен, мокли под дождем и заболевали под пронизывающим ветром.
– Они бегут от войны, Шархи. Их дома разрушены, – говорил жрец, пока они, маскируясь, брели по размытым дорогам Урсы.
– Отстроим заново. Без маленьких жертв не обойтись, Энки. Месяц-другой – и отправим их работать. Эфер из дома Сорно подыскивает плодородную землю. Построят себе дома и начнут все сначала. Присоединяйся к захвату столицы, и сделаем все быстрее.
– А что дальше? Еще одна провинция?
– Сам же видел, что они не остановятся. Я для них хуже кости в горле.
– Ты предлагал Ашнан мирный договор? Писал, что мы не нападем, если она не пойдет на нас?
– Не доверяешь мне, брат?
– У тебя появляется дурная привычка – отказываться от своих слов. Не думай, что я стану помогать. Я больше не натравлю ашури на людей.
– Маар…
– Маар может в бездну провалиться!
– Вершитель говорил, что ты можешь отвернуться. Я не верил. И не хочу начинать. Ты одумаешься.
– Это ты отворачиваешься от друзей и своих людей, Шархи. Приди в себя!..
Гонцы докладывали о новых успехах войска, кровь пропитывала восточные земли. Шархи ясно давал понять, что не отзовет воинов, пока не объединит под своей властью все земли ашу'арат. Четвертая провинция пала. Ее столица – город Дур-Шарру – оставалась последним оплотом, оставленным Шархи на десерт. Он хотел поставить красивую точку, утвердившись в новом регионе.
Шархи готовился отправляться в столицу и ожидал, что Энки поедет с ним. Властитель был настолько уверен, что приказал укладывать вещи жреца и готовить для него коня.
– Я столкнул камень, который теперь не остановить, и он раздавит все на своем пути, – пробормотал Энки, смотря на плато города.
Обитель в Урсе была маленькой по сравнению с той, что располагалась в Этрике. Жрецы не выходили из дворцов и, пожалуй, скорее умерли бы от голода, чем наняли прислугу из числа низкорожденных. Одним из законов Шархи упразднил обязательную службу высокородных в обители, и те не раздумывая вырядились в золото и вернулись к родной роскошной жизни.
– Хвала Ашу! Жрец! Жрец!
Перепрыгнув последние ступеньки, в обитель вбежала Сурия. На руках северянки лежал избитый ребенок.
– Нашла ее у ступеней обители. Говорит, тебя искала.
Энки подлетел к девушке, быстро подмечая видимые травмы. Он узнал ребенка – то была Нинлиль.
– Господин жрец… – Девочка с трудом разлепила заплывшие глаза.
– Отнесем ее в лекарню. Поможешь, Сурия?
– Само собой.
В Урсе свободных залов исцеления не было – клятвы, которые Шархи вынудил мудрых принести, заставляли их выполнять свой долг. Но это не значило, что выполняли его добросовестно. Целительница скривилась, завидев низкорожденную. Для таких, как она, выделили огороженный угол в самом дальнем конце зала.
– Осмотрим ее позже. Вечером, – сказала целительница.
– Ей нужна помощь сейчас! – вскричал Энки.
– Да, господин. Но сначала другие. Я не смогу прикасаться к ним после того, как осмотрю низкорожденную. И это помешает моему долгу, моему обету.
Энки дожидаться не стал – у Нинлиль лишнего времени не было. Он сам омыл ее раны, остановил кровь и дал настойку от боли. Сурия помогала – безропотно подносила повязки, бегала за нужными снадобьями и пару раз пригрозила целителям ножом, когда те пытались выпроводить ее.
– Они… Они… Наши соседи… хотели снять… проклятие… – сипела Нинлиль. – Сказали, наша смерть… смоет. Почтенных маму и отца… их нет… Я успела… убежать.
– Тихо, Нинлиль, постарайся уснуть. Проснешься – и тебе станет лучше. – Энки протер ее лоб влажной тряпицей.
Низкорожденные порой были очень жестоки друг к другу. Видели друг в друге отражение своих жизней? Ненавидели, боялись, а если кто-то поддавался переменам, на которые не отваживались другие… Все заканчивалось плохо.
Энки остался в лекарне выхаживать девочку. Целители в этом не помогали, но хотя бы не препятствовали. Когда двери зала с шумом распахнулись, а мудрые попадали на колени, и гадать не пришлось, кто заявился на порог.
– Отправляемся, брат мой. Готов? Пора показать врагам нашу силу, – бодро сообщил Шархи, одетый для долгого путешествия.
– Я не еду с тобой, Шархи, – ответил Энки, не отрываясь от нанесения мази на ушибы Нинлиль.
– Почему?
Он изображал радушие, но Энки видел растущую ярость.
– А ты не видишь?
– Что ты носишься с ней?! Оставь мудрым!
– Нет. Сделаю все сам.
– Она чужая нам, Энки! Будешь трястись над ней, а не поможешь брату?!
– Я тоже не иду! – выпалила Сурия. – Не хочу!
Северянка сняла с пояса меч, подаренный властителем, и кинула Шархи под ноги.