Рорк!

— …конечно, это только мое мнение — ведь различные болезни не одинаково действуют на разные организмы — так вот, мое мнение, что лихорадка вирулентна только в те годы, когда они размножаются… и мое мнение заключается в том, что именно эффект лихорадки заставляет рипов так невероятно размножаться!

Во внезапно наступившей тишине он не совсем уверенно добавил:

— Это, конечно, только предварительное мнение.

Для споров и обсуждений не было времени. Движение вперед продолжалось все дни; все ночи разжигалось множество костров. С тех пор, как этот континент, шипя и свистя, поднялся из моря, здесь не видывали такой активности. Костры лагерей и сторожевых постов пылали, крайбэби душераздирающе плакали в лесах и кустарниках. Внутри, во все сокращающемся четырехугольнике, слышно было, как кашляют и подвывают рипы.

Территория, отведенная для третьего этапа плана, составляла от 20 до 50 квадратных миль. По мере того как линии приближались к этой территории, сопротивление рипов все возрастало. Но теперь линии людей и рорков были несравненно плотнее… Свирепых хищников убивали копьями и дубинками, расстреливали, разрывали могучими когтями. Люди, да и рорки, разумеется, иногда оказывались ранеными. Но быстрая же медицинская помощь привела к тому, что смертельных случаев было исключительно мало.

Наконец эта последняя территория была достигнута где-то северо-западнее центра континента. Здесь начиналась третья часть плана.

Открылся коридор примерно в милю шириной. Рипов гнали с последней территории в этот коридор. Им не позволяли останавливаться и передохнуть. Преследователи действовали посменно при свете факелов и костров. Стреляя, крича, ударяя копьями и дубинами, швыряя камни, преследователи гнали рипов к одному определенному месту западного побережья.

Большая часть этого побережья была почти не исследована и не нанесена на карты. Но этот участок берега, обрамленный крутыми утесами, с высоты сотен футов срывающимися отвесно в бурное море, был давно известен, и все его избегали.

Его кипящие, усеянные рифами воды получили название Пропасти Смерти.

Суда диких токов — лодки, плоты, катамараны — описывали большую дугу, огибая это место. К ним присоединился единственный катер Станции, а сверху в максимально близкой дистанции от воды к блокаде присоединились скиммеры.

Но очень мало рипов достигло этой линии.

Четвертая, заключительная, фаза плана выполнялась с меньшим шумом, но не с меньшей основательностью. Теперь все двинулись вдоль песчаного берега, осматривая места размножения рипов. Если бы эти животные были живородящими, задача была бы проще — а может, и труднее, но решалась бы она по-другому. Однако они были яйцекладущими, и даже дети знали, что нужно искать: низкие закругленные песчаные насыпи, укрытые морскими водорослями, тепло от разложения которых грело яйца и способствовало развитию зародышей.

Не было необходимости полностью разрушать кожистые гроздья яиц. Удар дубины, толчок копья, сбрасывающий песок — этого было достаточно. Морские птицы завершали дело. Иногда находили уже разворошенные насыпи, проколотые и высохшие яйца — это была работа других диких хищников.

Дело приближалось к концу. Однажды утром Ран переносил свой белый флаг по последнему участку берега, когда передатчик у него на плече издал сигнал вызова.

— Говорит скиммер-5. Ранни?

— Старчи?

— Здесь бухточка или залив примерно в двух милях от того места, где находитесь вы. С берега она не видна… мешают утесы… но, кажется, я смогу туда проникнуть. Начинаю… Я уже здесь… да, песок, можно приземлиться…

— Осторожно, Старчи, — прервал его Ран.

— Вы говорите это мне?

— Подождите немного, — сказал обеспокоенный Ран. Ответом было частое затрудненное дыхание. Затем послышался уже другой голос — Харба:

— Уходите оттуда, инженер. Немедленно!

Коротким и ужасным был треск в ушах. Вдали над берегом взметнулось пламя. Потом дым. И тишина.

Наконец после короткого молчания Харб пробормотал:

— Он больше не боится жары…

— Или Ку-корабля, — добавил Ран.

9

Смерть Мантона не была напрасной: в той бухте, которую он заметил, были яйца рипов. Кроме него никто не смог бы заметить. Это заставило Рана кое о чем подумать, и он обнаружил, что и другие подумали о том же.

Например, Норна.

Уже несколько дней он не видел ее; но сколько именно, он не мог вспомнить, и теперь, глядя на нее, не понимал, как может выглядеть сам. Она была худой, уставшей, глаза ее покраснели, волосы местами были вымазаны белой соленой пеной. К ногам прилип песок, она соскребала его пучками травы.

— Я думала о Флиндерсе, — неожиданно заявила она.

— Ты? — он взглянул на нее. — Любопытно… Я тоже думал о нем.