Росич

Гаврилов не спеша прогуливался по набережной, только что покинув резиденцию наместника. Под пальто на его груди красовался георгиевский крест, который не мог развеять засевшую в его сердце тоску. Нет он конечно был до нельзя доволен собой, хотя уже и успел получить фитиль в письме от Антона, за свое не своевременное вмешательство в ход событий. А так же весьма однозначное неодобрение от своей супруги, которая была не довольна тем обстоятельством, что ее суженный решил отличиться на передовой.

Семен Андреевич.

Гаврилов поспешил обернуться на окрик и увидев направляющихся в его сторону двоих морских офицеров, поспешил поздороваться со знакомым ему лейтенантом Зуйко.

Здравствуйте Николай Николаевич.

Вот, Николай Оттович, познакомьтесь, это и есть тот самый Гаврилов Семен Андреевич, который так лихо утер нос всем нам.

Очень приятно. Эссен Николай Оттович.

Командир "Новика", уже успевшего прославиться своими рейдами,- решил блеснуть своей осведомленностью Семен.

Бросьте. Мне за все свои рейды удалось только потопить пару торговых судов с контрабандой, да в артиллерийской дуэли с противником добиться пары тройки попаданий, которые к моему сожалению не причинили особого вреда. Вам же удалось куда более значимое. Примите мою личную благодарность, за спасение "Боярина".

Ну моя то роль как раз была самой не значительной. Я просто оказался в то время и в том месте, а остальное сделали моряки.

Не нужно принижать своих заслуг, - возразил Зуйко. - Кто как не вы отдал распоряжение к спасению крейсера, а ведь именно этого не сделал его командир. К стати, а почему наш герой бродит по набережной в полном одиночестве и унынии.

Да вот хожу и принижаю свои заслуги, так как некто по фамилии Алексеев, только что оценил их наградив меня Георгием, а мне от всего этого противно и стыдно.

Если вы о безобразии, что творится на эскадре, то тут я с вами полностью согласен, - поддержал его Эссен. - Но что касается вашей роли, то позвольте с вами не согласиться, тут я полностью поддерживаю Николая Николаевича. А один подлец в трусости своей позабывший о присяге и избежавший заслуженного наказания, это не характеристика всего офицерского состава.

А что не отметить ли нам награждение Семена Андреевича, - поспешил перевести разговор в другое русло Зуйко.

Предложение было принято и они направились в ресторан, где вскоре к ним присоединились еще несколько офицеров. Постепенно гулянье приобрело массовый характер и как это бывало уже не раз изрядно захмелевшего Семена поздно ночью наконец отправили на извозчике домой.

Если Антон мог пенять другу за то, что тот не своевременно вмешивается в ход исторических событий, то что касается поручения относительно завязывания знакомств среди офицерского состава, Семен был на высоте.

ГЛАВА 9

Февраль 1904

Все складывалось как нельзя лучше и Петр Афанасьевич, даже старался об этом не думать, чтобы не приведи Господи сглазить. В его доме вновь царили тишина и благолепие. Впрочем, может так все и должно было быть.

Известие о том, что его дочь безнадежно и безответно влюблена в Песчанина, он воспринял крайне негативно и был готов рвать и метать. Тем паче когда его юная и не разумная дочь решила вдруг ухаживать за больным Песчаниным. На его взгляд это было столь же не верно сколь и не пристойно. Однако ему пришлось убедиться в том, что характером дочка удалась именно в него, столь же не преклонная, своенравная и целеустремленная.

Ладно бы этот промышленник отвечал ей взаимностью, ан нет, он конечно не однократно общался с Петром Афанасьевичем и надо признать, что это общение последнему было приятно и дело обстояло вовсе не в том, что на малоизвестного офицера вдруг обратил свое внимание такой крупный и богатый промышленник Дальнего Востока, деньги для Науменко значили мало. Ему было приятно именно общение с этим человеком.

Так сложилось, что Петр Афанасьевич стоял у истоков развития минного дела в русском флоте, вместе с Макаровым, однако если последний был весьма разносторонней личностью и был способен управлять флотом, то Науменко прекрасно осознавал, что ему это не по силам и завидовать тут было нечему. Однако он прекрасно разбирался в минном деле и был яростным сторонником активного использования в войне на море легких сил.

И тут вдруг в лице Песчанина, самого подошедшего к нему, он получает не благодарного слушателя, а яростного сторонника его идей. Мало того этот молодой человек будучи столь далеким от военной службы, настолько глубоко и предметно рассуждал на эту тему, что повергал Науменко в оцепенение. Не раз Петр Афанасьевич пенял, Песчанину на его дилетантские ошибки, в рассуждениях о тактике использования эсминцев в боевых действиях, а затем когда спор уже оканчивался, он не мог успокоиться и продолжал всесторонне обдумывать прошедший разговор. А вот тут то он и впадал в оцепенение. Он запирался в кабинете и подолгу обдумывал их разговор, чертил графики, диаграммы, схемы.