Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот

Оспа! Он закрывает глаза, и вдруг в его уже замутненном мозгу возникает видение, полное языков пламени. Смерть! Ад! Эти два слова пожирают вокруг него все, что еще осталось от мира.

Он собирает последние силы и приказывает позвать свою любовницу, с которой долго беседует, после чего она выходит, шатаясь и сотрясаясь от рыданий. Герцог д’Эгийон, в свою очередь, пропущен в королевскую спальню и получает приказ отвезти фаворитку в Рюэй, в двух лье от Версаля, в свой загородный дом.

Надо подчиняться. В лагере госпожи Дюбарри царит паника, в лагере дочерей короля и Марии-Антуантты ликование. Однако д’Эгийон еще не сдается. Партия не проиграна; проходит слух, что в состоянии короля наступило улучшение, и кареты придворных тотчас устремляются в Рюэй.

Дофин и дофина наблюдают за драмой издалека, но, похоже, события мало-помалу выдвигают их в актеры первого плана. В зависимости от улучшения или ухудшения состояния Людовика XV толпа придворных, словно волна, приливает в их апартаменты или откатывается назад…

Но Людовику XV не справиться с болезнью. 7 мая, в три часа ночи, в момент просветления, он требует своего исповедника. Самое время облегчить душу, которую исповедь не очищала уже тридцать восемь лет. Приходит аббат Моду, это на нем лежит миссия подготовить монарха к встрече с Высшим судьей. На выполнение этой тяжелой задачи уходит шестнадцать минут.

В семь часов великий раздатчик милостыни[25] кардинал де ла Рош-Эймон, окруженный епископами, со следующими за ним принцами, в святительских одеждах приходит дать королю причастие. У лежащего в постели Людовика XV черное лицо и красные глаза. Он прерывисто дышит. Приходится открывать ему рот, чтобы положить туда облатку. Слышит ли он? Понимает ли смысл данной церемонии с зажженными свечами и белыми стихарями, так похожей на заупокойную мессу? С его губ не слетает ни единого слова раскаяния, ни одно движение не нарушает неподвижность маски его лица. Но, окончив обряд причастия, прелат направляется в кабинет совета, где среди придворных стоят на коленях дофин, Мария-Антуанетта, принцы и принцессы.

– Господа, – произносит он, – король поручил мне сказать вам, что просит у Господа простить его за нанесенные ему обиды и оскорбления.

Отныне Людовик XV порвал все связи с земным; от его тела отваливаются куски; источаемый им отвратительный запах держит даже самых любопытных на почтительном расстоянии. Один за другим те, кто должен был помогать умирающему, покидают провонявшую комнату, чтобы больше туда не возвращаться. Король Франции агонизирует под наблюдением лакея, держащего у окна зажженную свечу, пламя которой погаснет с последним вздохом.

Вторник, 10 мая, вскоре после полудня. Несмотря на плохую погоду, сотни людей стоят на Королевском и Мраморном дворах, не сводя глаз с окна, в котором все еще мерцает огонек свечи – символ слабо теплящейся жизни. Со вчерашнего дня двор готов выехать в Шуази. Кареты запряжены, конюшие сидят в седлах.

Внезапно раздается громкий крик, свеча гаснет.

– Король умер! Да здравствует король!

Мария-Антуанетта находится в одном из своих кабинетов, дофин рядом с ней. Они молчат и едва осмеливаются взглянуть друг на друга. Их сердца сжимаются от непередаваемой тревоги. Их судьба приближается, словно огромная птица, чьи черные крылья, повернувшись в воздухе, становятся белыми.

Они прислушиваются и улавливают крик, сопровождающий последний вздох Людовика XV. Их взгляды встречаются. Они поняли.

– Все кончено, – говорит дофин.

Его лицо из бледного становится землисто-серым, в глазах появляется страх. И вдруг в глубине дворца зарождается гул, который приближается, усиливается, отражается от стен, проникает сквозь двери и яростно катится на них.

Мария-Антуанетта и дофин отступают в глубину комнаты. Молодая женщина инстинктивно прижимается к мужу.

– Господи! – подавленно произносит он. – Мне кажется, весь мир рухнет мне на голову!

Внезапно дверь распахивается. Позади госпожи де Ноай появляется толпа запыхавшихся придворных, которым не терпится поприветствовать своих новых государей. Перед этим двором, этой толпящейся на пороге сотни людей с жадными взглядами дофин и Мария-Антуанетта, которым нет еще и двадцати, остро ощущают свою слабость. Молодая женщина напугана.

– Господи! – бормочет она. – Защити нас, мы слишком молоды, чтобы царствовать.

Она хочет улыбнуться, но разражается рыданиями. Вокруг этой августейшей скорби знатные дамы и господа образуют почтительный кружок скорбящих. Она плачет долго, но вот, словно прекрасный цветок, чей аромат успокаивает и пьянит, в ней постепенно расцветает одна мысль: «Я королева… Я королева…»

Часть вторая. Веселая королева

Глава I. Первые шаги