Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот

– Будьте благоразумны, мой маленький Луи, и послушайте меня. Видите, гирлянда из цветов идет вокруг панелей, а вот на этих будут нарисованы атрибуты Амура; наконец, на корзине с розами будут любовно целоваться клювами два голубка. Что вы скажете о моей идее? Не правда ли, галантно?

Людовик XV кашлянул.

– Несомненно. А вы не боитесь, мой ангел, что вид этих сладострастных птиц вызовет смех моего доброго народа? Я голубок без малого шестидесяти лет и летаю плоховато, да и воркую уже не так, как прежде…

– О, сир!..

– В то время как вы, моя белая голубка, вы – выдающаяся мастерица в ворковании. Кажется даже, если верить злым языкам, вы воркуете за пределами королевской голубятни.

– Что вы хотите сказать, Луи? – переспросила смутившаяся женщина.

Король улыбнулся и, покопавшись в кармане, извлек из него мятый листок бумаги:

– Вот что я нашел сегодня утром на моем столе. Нет, лучше я сам вам прочту. Слушайте:

Что настораживает и волнует,
Юбка, третья по счету,
Влюбилась в иголку.
У нее немало иголок,
Но – увы! – кому понравится
Видеть Францию севшей на иглу![10]

– О, Луи! – воскликнула молодая женщина. – Это глупая клевета. Чтобы я тебя обманывала? Какая подлость! Ты единственный владыка моего сердца. Герцог д’Эгийон для меня только друг, надеюсь, ты в этом не сомневаешься… Необходимо разыскать мерзавца, посмевшего написать эту гнусность…

– …и отправить в Бастилию? – договорил Людовик XV, разражаясь смехом. – Успокойтесь, моя красавица, эта бумага не имеет для меня значения. Вот, возьмите ее и собственноручно бросьте в огонь. А теперь, пожалуйста, вернемся к колеснице нашей любви…

В этот момент дверь с шумом распахнулась и в комнату, подпрыгивая, вбежал маленький человечек – негритенок в шапке с помпоном и с белым воротничком на шее.

– В чем дело, Замор? – спросила графиня.

– Мадам, внизу спрашивают его величество.

– Ты знаешь кто? – осведомился Людовик XV. – Один из моих министров или господин де Ришелье?

– Нет, сир, это госпожа де Ноай.

– Что от меня понадобилось этой старой ведьме? Передай ей, что я не могу ее принять.

– Сир, – продолжал Замор, не выговаривая «р», – она утверждает, что это срочно, что ваше величество должны принять ее немедленно.

Людовик XV нетерпеливо махнул рукой.

– Когда же они оставят меня в покое?.. Ладно, малыш, скажи ей, что я спускаюсь.

Король повернулся к фаворитке:

– Вы позволите? Одну секунду. Я только отошлю эту мегеру и вернусь… Следите за моим кофе!

Он легонько погладил груди любовницы:

– Какие они нежные и упругие, моя милая! Они из алебастра и розы. Амур не терял время зря, когда лепил их своей рукой.

– А как ты хотел, подлый голубь! – воскликнула молодая женщина, стыдливо прикрывая грудь руками.

Король вышел и спустился по потайной лестнице в библиотеку на первом этаже. Госпожа де Ноай нервно расхаживала по комнате, тяжело вздыхая и воздевая глаза к небу; ее нос, ставший острее, чем обычно, был белым, словно полотно.

– Итак, мадам, – спросил Людовик XV, – что случилось?

– Ах, сир, – простонала графиня, – госпожа дофина меня уморит.

– Она заболела?

– Слава богу, она так же крепка, как мост вашего августейшего предка[11].

– Может, она подожгла дворец?

– Умоляю вас, сир, не насмехайтесь надо мной, дело серьезное; я больше не могу это выносить. Если так пойдет и дальше, я буду вынуждена отказаться от своей должности… Я присягала вашему величеству, но не смогу долго нести ответственность за воспитание юной принцессы, которая…

– Успокойтесь, прошу вас, мадам, и переходите к фактам… В конце концов, в чем вы обвиняете мою малышку Антуанетту?

– Сир, она хочет все делать по-своему, а в голове у нее одни глупости. Госпожа де Марсан согласна со мной в том, что до сегодняшнего дня, она получила самое дурное воспитание.

– Гувернантка Детей Франции[12] очень строга, это известно всем… Но я прошу вас, говорите скорее, мое время дорого.

– Все просто, сир, – возбужденно заговорила графиня. – Госпоже дофине необходимо учиться. Она неправильно сидит за столом, ходит, как женщина дурного вкуса, переваливается, качается…

– Все это несущественно…

– Вы очень снисходительны, сир, – желчно заявила старая дама. – Каждое утро приходится спорить по четверти часа, чтобы она согласилась почистить зубы; также невозможно заставить ее надеть корсет из китового уса; можно себе представить, как она будет выглядеть, когда ее талия расплывется! А когда я делаю ей замечание, она смеется мне в лицо… Впрочем, она постоянно смеется, ни с того ни с сего, без удержу…

– Послушайте, мадам де Ноай, она еще ребенок…

– Сир, вы не забыли, что речь идет о будущей королеве Франции? – с достоинством возразила статс-дама. – Но и это не всё. Вот уже несколько дней она желает выходить в парк одна… Позавчера она заметила бабочку, побежала за ней и потеряла туфлю. Ваше величество может мне верить, не менее десяти человек видели ее высочество босой…

– Какой ужас! Какая беда!