Роскошная хищница, или Сожженные мосты

Больше Даша ничего не сказала, мягко отстранила Николая и, тяжело поднявшись, пошла в кухню, загремела там посудой, накрывая стол к ужину.

* * *

Москва, это же время.

Виктор Иванович Коваль курил перед распахнутым окном. Внизу шумели дети, проносились машины, на лавке под большим старым тополем о чем-то оживленно беседовали три старушки. Даже жара не заставила их остаться дома. Старый журналист напряженно смотрел на сиротливо лежавшую на столе телефонную трубку. Его рука с длинными нервными пальцами то и дело тянулась к молчащему аппарату, но в последний момент замирала.

– Ну же! – произносил он, чуть задыхаясь от невыносимой духоты. – Ну, сделай это сам, будь мужчиной!

Но телефон молчал, и невидимый собеседник пожилого человека не торопился вести себя так, как подобало мужчине. И это особенно расстраивало его. Информация, полученная от одного знакомого обозревателя, глубоко потрясла Виктора Ивановича: внук, родной и горячо любимый внук, совершил такую подлость, что в голове у деда это просто не укладывалось. Как мог мальчик, воспитанный в семье, где слово «честь» имело вес, а слова «мужское достоинство» не были просто красивой пафосной фразой, опуститься так низко, что приличному человеку и руку-то ему теперь протянуть будет зазорно?

Звонок раздался только в половине восьмого вечера, когда Виктор Иванович уже отчаялся дождаться и прилег в спальне.

– Алло... дед, ты меня слышишь? – глуховато прозвучало из трубки, и он сразу перешел в наступление:

– Да как же ты мог! Как ты мог... поганец! Как ты посмел наговорить такого на нее?

– Погоди, дед, дай мне объяснить! – попытался вклиниться молодой голос, однако Виктор Иванович не слушал:

– Я не желаю больше общаться с тобой! Она сделала тебя тем, кто ты есть, – а ты предал ее, продал!

– Дед, да пойми ты! Марина мертва – ей все равно! А меня прижали так, что не вывернуться!

– Дурак ты, Колька! Прижали? Значит, было за что тебя прижать! Но наговаривать на Марину ты права не имел, это не по-мужски – валить на человека, который уже никогда не сможет оправдаться.

– Да кому нужны ее оправдания, дед? Бандитка – и так все понятно...

– Больше никогда не звони мне! Никогда – слышишь? У меня только один внук, и это не ты!

Трубка полетела на ковер, а Виктор Иванович дрожащей рукой зашарил по прикроватной тумбочке в поисках таблеток. Заложив под язык нитроглицерин, он закрыл глаза: «Эх, дочка– доченька ты моя, что же ты наделала...»

* * *

В эту ночь Николай спал плохо, не спасало даже присутствие в его постели любимой невесты Верочки. Ему постоянно мерещилась ожившая вдруг тетка. Она сидела на пуфике перед большим зеркалом, закинув ногу на ногу, и в упор смотрела на него. Николай чувствовал, что сжимается до размеров гнома, пытается убежать, спрятаться, но не может, потому что Марина видит его везде. А рядом с ней стоит Жека Хохол, по привычке держащий одну руку на ее плече, а другую в кармане брюк, где лежит его знаменитая финка. И что-то подсказывало Николаю, что эта финка легко может оборвать его жизнь...

– Коля, да что ты ворочаешься всю ночь? – сонно пробормотала Верочка, поворачиваясь на левый бок, и Николай заботливо прикрыл обнажившееся плечо девушки одеялом:

– Спи-спи, это я так... голова что-то...

Но стоило ему снова закрыть глаза, как видение вернулось и Хохол опять стоял рядом... Это было невыносимо, и Николай тихонько, стараясь не разбудить спящую Верочку, спустился в кухню, налил себе полстакана коньяка и выпил его залпом, не морщась.

Кошмар начал повторяться с завидной регулярностью, Николай почти перестал спать ночами, много пил и чувствовал себя все хуже. И однажды не выдержал.

Рано утром он сел в машину и поехал в «Парадиз» к Виоле.

Та гостей не ждала, дремала в спальне, проводив Беса, улетевшего по каким-то делам в Питер. Когда домработница Настя сообщила о визитере, ведьма враз проснулась и лихорадочно бросилась приводить себя в порядок. Через полчаса она спустилась в гостиную, где маялся серый от постоянной бессонницы Николай. Прошуршал шелк длинного домашнего платья, ожиданием чуда окутал запах диковинных терпких духов_ Ведьма опустилась в большое мягкое кресло напротив.

– Ну, здравствуй, Коля...

Тот поднял на нее красные слезящиеся глаза:

– Помоги мне, Вета, я тебя умоляю...

– Когда закладывал Маринку – помочь не просил? – жестко спросила Ветка, раскуривая сигару. – Ты знаешь, что уже за одно это Гришка велел мне тебя даже к воротам коттеджа не пускать? И если вдруг ему кто-то скажет, что ты тут был, то и мне не поздоровится?

Николай рухнул из кресла на пол и на четвереньках, не соображая, что делает, пополз к ногам Виолы, обхватил их и заскулил:

– Вета, родная... я тебя умоляю... я с ума сойду... Она мне снится каждую ночь, Вета... ты на меня посмотри – я ж не просыхаю, без бутылки уже спать не ложусь, Верка скоро меня бросит, а мы ведь жениться собрались... Ветуля, я тебя прошу...