России ивовая ржавь (сборник)

Не всегда бросал – рутина отвлекала, нет, скорее отрешала. Поездки получались не часто – от случая к случаю. Когда мы встречались, всегда полемизировали. Мы оба страстно хотели перемен в обществе к лучшему. Подходы наши были разными, может быть, поэтому возникали споры раздражения. С полным созреванием личности иногда происходит переоценка ценностей, иногда это чрезмерно отдаленный возраст, и теперь я был больше согласен с ним по части революций сознаний. Коренная ломка, с пролетарской прямолинейностью, по его сценарию, мне, потомку старинного дворянского рода, стороннику бархатных революций, теперь кажется приемлемей. Любую теорию хочется увидеть в действии еще при жизни – эту особенно, хотя всякая грандиозная перемена, с резким изменением курса в основах моральных ценностей, никогда еще без трагедий не происходила. В категории «друг» рядом со мной не конкурировал никто, поэтому я позволил себе вести повествование от первого лица. Думаю, так как знал его я, не знал больше никто. Банальный по сегодняшним меркам случай, до дикости нелепый, по качеству определения – средневековый, оборвал редкую по яркости, самобытную жизнь.

Мне, одному из сторонников версии бессмертия, хочется верить в существование жизни – другой, параллельной жизни. Витания вокруг нас, рядом с нами другого измерения, где лучшее не умирает, не продолжает жить под стеклом музейной крайности. Имеется в виду не библейский рай, это – нечто вполне материальное, живущее в совершенном мироздании. Пусть не все поверят мне: я слышу его, я общаюсь с ним, я чувствую его возбужденное дыхание в ответ на любое из своих только предполагаемых неблагородных посылов.

Я хожу непонятными для меня в то время его лесными маршрутами, стараясь увидеть привлекательное и необыкновенное в обыденном – его пытливыми глазами. Насколько у меня это получилось – судить вам. Если мой, схваченный по его образу и состоянию души герой, достоин вашего внимания и вы хотели бы встретить такого на своем пути – он сейчас предстанет перед вами.

…Жаркая страдная пора подходила к концу. Колючей рыжей стерней щетинились обширные поля белорусской глубинки. Только на дальних распадках да на северных склонах пологих холмов глухоньких деревенек продолжала пылить уборочная техника, завершая зависшим в безоблачном небе шлейфом финишный уборочный марафон. Много тогда ссыпали зерна в закрома необъятной Родины. Дожди перепадали, как по волшебству, своевременно. Жито налилось ядреным колосом – ершистая головка едва держалась на подрагивающем от непомерного веса стебле. Нечерноземный край, на самой границе Полесья, с лихвой восполнил все малоприятные погодные последствия других областей. Тогда огромные пространства славянщины еще подчинялись общему руководству. Это много позже, уже родной Батько, приголубил белоро-сичей, дав им большую возможность, дабы не надорвали свои корни на пересадку в «благодатные» почвы целины – все общество поднатужилось для сохранения завоеваний прошлых лет. Не коснулась рука алчного к наживе предпринимателя ведущих отраслей промышленности. Только икнул труженик республики от раскардаша, в котором закружилась Великая соседка, и продолжил свои устремления в эстафете дружбы, посматривая по сторонам: «Кому можно передать по достоинству вожделенное знамя совокупных побед?»

Ничего не изменилось в укладе села с той поры. Всё так же тонули в мареве летнего обзора нивы, перелески и рощицы с одной стороны, с другой – синели вдали вековые стволы в прошлом партизанской вотчины Полесья. Все так же журчал скрытый от постороннего взора холодный родничок, питая обильной влагой буйную поросль малинников, коих засилье в округе. Все так же скрывал от недоброго взора потайные тропки, наливающаяся коричневизной лещина, ниспадая до самой земли красивыми гроздьями благодатного года. Все так же тихо шуршал велосипед сельского ветеринара из деревеньки в деревеньку, коих пять на учете, чтобы не губить выбросом мотора любопытные, доверчивые головки васильков, да не отваживать в дальние угодья инородным треском кузнечиков. Их любвеобильный стрёкот мило навевал благостные мысли. От мотоцикла отказался наотрез, и так уже скоро… страшно сказать, сколько.

Солнцестояние перевалило за полдень, подмятая упругими шинами трава издавала знакомый с далекого детства медвяный аромат. Горячая спина изнывала от жары, а струйка пота в ложбинке между лопатками на ленивом дурманящем ветерке ускоряла мысли о привале.

Вот извилистая тропа вплотную подступила к кочкарнику. На самую землю насунулась прошлогодняя лапа лещины, усыпанная зреющими плодами, вчистую спрятав, едва заметную в густой траве проплешинку – это и есть начало тропки, ведущей в богатые ягодниками дали. Здесь всегда привал.