В тот день Максим выбрался в город. В унылый центр провинциального городишки его не тянуло, но расходные туалетные атрибуты требовали пополнения. Он уже вернулся и шел при параде по безлюдной аллее, когда увидел странную молодую женщину, типом и складом напомнившую ему о прошлом. Он увидел ее в абсолютном одиночестве террасой выше. Тоска по прошлому едва утихла, а тут перехватило дыхание. Он поднялся на террасу и не обнаружил женщины. Максим поискал глазами и удивился ее внезапному исчезновению – заглянул на склон выше, но скальный мергелевый сыпняк ответил одиноко упавшим камешком. Максим опешил: «Мистика?!» Слева от него возвышалась скала экстрима. У управляющего на этот счет была задумка – подобное он видел в ОАР, в Александрии. Как и там, он хотел водрузить на скалу ручную шимпанзе. Желающие могли купить внизу для нее лакомство, взобраться вверх и сфотографироваться рядом. Прирожденный коммерсант, он подсчитал дополнительный доход – результат его вполне удовлетворил. Сейчас скала с одиноким деревом ждала своего сезона. Максим случайно взглянул вверх и увидел ту самую женщину. Посверкивая белым бельем, она неуклюже карабкалась вверх. В первое мгновение ему стало до слез смешно – по одержимости восхождения ему вспомнился сюжет из «12 стульев», но в следующее мгновение он испугался за нее – в сезон существовала страховка, сейчас ее не было. Его реплику женщина услышала, но «восхождение» продолжила. Максима резануло по памяти белым бельем… Достигнув промежуточной точки, женщина села на наклонный ствол дерева и, похоже, испугалась высоты.
Максим взлетел туда в один миг, однако спокойные самоуверенно-нагловатые глаза незнакомки насмехались над ним. Увидев ее ближе, он понял: прошлое не ушло – оно лишь изменило форму воздействия. Женщина до безумия была похожа на Эльку…
Максим, или просто Макс, как его звали сокурсники, возвращался с загородной вечеринки по поводу успешного завершения сессии. Позади пять лет учебы в университете – впереди дипломная практика в захудалой газетенке Алтайского края, направление жгло карман своей бесполезностью. У местного товарища по курсу они спаянной компанией «нахрюкались» из домашних запасов доброго вина: не то чтобы до «поросячьего визга», но до того отпущенного состояния, когда тормоза скользили – некоторых потянуло на «любовь» – он оказался лишним, хотя с Элькой были виды, и та как будто благоволила ему. «Возможно, он переосторожничал с ней?»
Природная стыдливость держала, в его двадцать два, в полном неведении о психологии молодого существа женской принадлежности. Словом, он остался не у дел. В состоянии острого озлобления ему пришлось тащиться через запутанный дачный поселок на трассу. Голова моментами отключалась, но злость подбадривала разум. Вышел на трассу далеко в стороне, потом тащился к навесу, маячившему в отдалении рубиновой крышей, именуемому «Остановка по требованию». Машины проносились мимо, не замедляя ход на его попытки голоснуть. Уже темнело. На милосердие в ночи, да еще в определенном состоянии, рассчитывать не приходилось – он скрючился на перекошенной лавке. Неровная плоскость держала в напряжении. Бахус брал свое – в дреме он упал на землю.
Над головой что-то мяукнуло.
– Максик, прости, я спьяну потеряла тебя. По запаху табака поняла, что рядом не ты. Куда ты пропал в натуре? Я тебя ждала, не этого… Последний стакан был лишним. Если бы не блеванула… ик, ик, потеряла бы тебя навсегда. Прости, Максик, ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь?
Падая с лавки, Макс ушиб плечо.
– Элька, заметано. Дерни за руку, кажется, плечо выбил.
Элька угоднически взялась за руку и, едва удержавшись на ногах, дернула – сустав хрустнул, но боль сразу притупилась. Он начал приходить в себя: Элька извивалась перед ним, похожая на гуттаперчевую куклу. Она никогда не была девочкой с тормозами, но сегодня она удивила его. «Если она смогла в безнадежном состоянии встряхнуться и догнать его… Может, действительно любит!» Мозги закрутились на опережение. Горечь отлегла, и он мысленно попросил прощения у неба за «суку», которой окрестил всю женскую принадлежность. Под ускоренно бьющимся сердцем подзуживало раненое самолюбие – захотелось сатисфакции, здесь и сейчас. Ущемленному самолюбию желалось восполнить то, чего недобрала природа молодости. Он сжал Элькины особенности, выступающие ему вызовом, Она пискнула от неожиданности, чертыхнулась, но тут же обвисла на нем, сдаваясь без сопротивления. Раньше у них случались моменты, когда Элька тоже сдавалась, но он сам не шел дальше: прагматический разум останавливал его. Подогретый Бахусом, а, возможно, получивший горький урок, Макс подумал: «Как же я был одинок до ее прихода? Может быть, желание обладания и есть форма проявления ответной любви?»
Элька начала киснуть, а он, в противовес ей, делался все трезвей. Бесцеремонно притянув его на лавку, с проснувшимся ожесточением, она неуклюжими рывками попыталась снять с него рубашку – пуговицы с треском отлетели.
– Прямо здесь… и сей-час или никогда! Евнух ты недобитый или мужик?