России пора распрощаться с Внешним управляющим

В 2004–2008 должны быть заложены основы российской нации. У этой нации есть единая судьба — имперская. И есть общие враги (о которых мы говорим ниже). Главное орудие формирования нации — национальный проект, концептуальные и технологические основы которого будут сформулированы в предстоящие четыре года — или же никогда.

Выйти из режима внешнего управления страна не сможет, не распрощавшись с внешним управляющим — элиты девяностых годов. Поскольку эта элита не считает сохранение России как единой этнокультурной и геостратегической сущности самоценным. Страна для неё — лишь набор материальных ресурсов, эксплуатируемых с той или иной коммерческой эффективностью. Подобно «призракам рынка» (по Фрэнсису Бэкону, это общепринятые заблуждения, порождаемые воздействием языковых штампов на человеческое сознание) и «призракам пещеры» (заблуждения, порождаемые узостью, «теснотой» мышления), носители философии девяностых будут стоять на пути у любой попытки национально ориентированной реформации. Посему смена элит — ключевая задача верховной власти. Хотя бы уже потому, что старая элита никогда не возьмет на себя финальную ответственность — ту, от которой счастливо и, казалось, навсегда избавил её всемогущий Комитет Кредиторов.

Важнейший подвопрос ключевого вопроса национальной повестки дня — изменение самого механизма формирования элиты. Необходимо прийти к меритократической модели, отторгнутой Внешним Управляющим. Элита девяностых была сформирована в тисках примитивной американоцентричной идеологии, помноженной на ценности социал-дарвинистского естественного отбора, который, как известно, всегда приводит к умножению серости и подавлению всей и всяческой индивидуальности (на фоне расцвета индивидуализма). Эта элита не может существовать без идеологической цензуры, без монополизации средств массовых коммуникаций — в противном случае её интеллектуальная конкурентоспособность сразу оказывается под сомнением. Открыть шлюзы вертикальной мобильности — это значит и признать необходимость цветущей сложности России как предпосылки формирования её новой элиты. Человеческий материал для этого в стране имеется — несмотря на все селекционные усилия системообразующих людей и структур уходящей (уходящей ли?) эпохи.

Если Путин проиграет элитам девяностых годов, последний исторический шанс восстановления России будет упущен. И всякое долгосрочное политическое планирование в стране потеряет смысл.

Разбудить дремлющие силы российского народа, преодолеть его разрозненность и сплотить во имя реализации национального проекта — центральный вопрос повестки дня второго срока нынешнего президента страны.

Революция языка. Прорыв в реальность

Следующий важный вопрос повестки дня — ревизия тезиса о преемственности путинской политики по отношению к ельцинской.

Будучи официальным преемником первого [демократически избранного] президента России, Владимир Путин де-факто пришел к власти как лидер оппозиции Ельцину. Как правитель, которого большая часть его электората считала способным подвести черту под ельцинской эпохой и возродить ценности, преданные забвению в период Внешнего Управления. В первую голову — ценности Империи и ценности солидарности. Именно за такого лидера голосовал народ и в 1999, и в 2000, и в 2003 гг. Правда, на протяжении своего первого срока Путин, главным образом, продолжал линию своего предшественника и играл навязанную ему элитой 90-х роль гаранта результатов приватизации, лишь в предвыборный год обозначив (на уровне доступных русскому коллективному бессознательному сигналов) радикальный поворот. Знак, поданный Путиным изверившейся нации, и привёл к оглушительной победе на думских выборах «партии русского реванша», состоящей из трех субъектов — «Единой России», ЛДПР и «Родины».

Ревизия идеи преемственности отнюдь не означает отказа от всех результатов вестернизации России, которая, кстати, началась не в 1985 и не в 1989 годах, а на три столетия раньше. Но такая ревизия требует кардинальных перемен в политико-государственной философии страны — своего рода революции верхов.

Необходимо учитывать, что Россия исторически не привычна к эволюционным изменениям. Все успешные (с точки зрения минимального расхождения между подлинными целями и фактическими результатами) реформы — и петровские, и сталинские, и ельцинские — в нашей стране были радикальными, революционными по духу.

Революционным обречён стать и Второй Срок. Смысл революции явится прямым результатом того трагического выбора, которому отведён первый год последнего путинского срока — 2004-й.

Проблема трагического выбора связана, не в последнюю очередь, с языком девяностых годов, которым политики и эксперты все еще пытаются описать нулевой этап постновейшей истории. Однако язык этот — мёртв. Только отказ от него, революция языка позволит сказать что-то внятное о модели и структуре нового путинского правления.