Россия - Америка: холодная война культур. Как американские ценности преломляют видение России

Устойчивость идеологических убеждений во времени, их нечувствительность к внешним факторам и аргументам, а также силу индивидуальных мнений руководства страны демонстрирует пример Джона Даллеса, приводимый Джозефом де Риверой.[192]

Глава Государственного департамента Джон Даллес (1953–1959) имел огромное влияние на президента Дуайта Эйзенхауэра. Президент полагался на него полностью, а Даллес тем временем полагался только на свое мнение. Он не допускал конкуренции, и все четыре помощника президента по внешней политике покинули администрацию под его давлением.

Президент Эйзенхауэр был убежденным сторонником сближения с Советским Союзом, и в особенности стремился прийти к соглашению о контроле над ядерными вооружениями. После смерти Сталина в 1953 году и с приходом к власти Никиты Хрущева Советский Союз сделал серию позитивных шагов: был начат культурный обмен с США, выведены войска из Австрии, занята более мягкая позиция в отношении Финляндии, произошло примирение с Югославией и, главное, были существенно сокращены вооруженные силы. Сближение с Америкой получило шанс на осуществление, и переговоры о контроле над вооружениями начались.

Даллес же видел свою миссию в укреплении альянса государств против СССР и саботировал любое позитивное развитие переговорного процесса. Непримиримость Даллеса основывалась на его категорическом убеждении, что коммунистическое правительство являлось истинным воплощением зла. В 1950 году, еще до назначения госсекретарем, он писал: «Советский коммунизм начинается с атеистической предпосылки безбожия. Все остальное вытекает из этого». Критикуя американскую политику «сдерживания» в отношении Советского Союза, Даллес в своей работе «Война или мир» предлагал политику «освобождения» от коммунизма. Он был убежден, что государство, придерживающееся моральных принципов (то есть США), оказывается в невыгодных условиях при взаимодействии с беспринципным государством (то есть Советским Союзом).

Психолог-политолог Оле Холсти изучил все публичные высказывания Даллеса о Советском Союзе, в общей сложности 434 документа: слушания в конгрессе, пресс-конференции и выступления. СССР в них упоминался 3584 раза.[193] Оказалось, что мнение Даллеса о Советском Союзе — положительное либо отрицательное — соотносилось с непосредственными действиями СССР только на 0,03, то есть практически не зависело от них. Даллес интерпретировал позитивные шаги советского правительства, предпринятые после 1953 года, как слабость, а не конструктивность: вывод советского военного контингента из Австрии, по убеждению Даллеса, был произведен вследствие признания неудачи его политики в Западной Европе, а сокращение численности армии на миллион человек было продиктовано слабостью промышленности и сельского хозяйства. Стараниями Даллеса переговорам о сокращении вооружений был положен конец.

Факты, которые должны были бы изменить мнение, послужили Даллесу для утверждения ранее существовавших убеждений. Пример Даллеса демонстрирует, как сложно — почти невозможно — заставить убежденных идеологов изменить свою точку зрения. Возможно, что, в случае таких личностей, единственным лекарством от предрассудков холодной войны может быть смена поколений — как в США, так и в России. «Тирания прошлого над воображением» постоянно отбрасывает восприятие России в минувшую эпоху и не дает шанса увидеть и сформулировать новые характеристики. Новые российские явления, еще не получив названия и оценки, соотносятся с имеющимися в архиве образцами и наделяются терминами холодной войны.

Помимо субъективных причин, связанных с преломлением восприятия, понимание СССР в США осложнялось и вполне объективными препятствиями.

На первом революционном этапе понять новое советское государство было сложно еще и потому, что сами его архитекторы и строители не имели единого и точного представления о том, что они строили. Советская система стала результатом внутренних противоречий между революционерами, смены лидеров и политических зигзагов на протяжении 1920–1930 годов. Как и в случае «американского эксперимента», окончательный образец советской системы был заранее непредсказуем даже для ее архитекторов.

Закрытость СССР, отсутствие регулярных контактов между руководителями, между элитами и между людьми создавали информационный и человеческий барьер. Редкое общение, когда оно все же происходило, ограничивалось официальностью, идеологическими рамками и было строго дозировано. Источниками информации об СССР для американских исследователей служили лишь официальные государственные документы — манифесты, программы, законы, тексты выступлений; пресса — ежедневные и другие издания, национальное телевидение; и специализированная литература — журналы партии, армии, научные работы советских академиков.