Паспортом, однако, дело не ограничивается. При поступлении на любую работу или в университет или даже в спортивный клуб, при переезде на новое место жительства и, разумеется, перед каждой поездкой за границу граждане СССР заполняют анкеты. Эти анкеты различны по количеству и характеру вопросов – зависит от важности места, куда вы едете или поступаете, – но вопрос о вашей национальности есть в любой из них наверняка. И отвечать на этот вопрос вы обязаны в точном соответствии с тем, что написано у вас в паспорте. Давать другой ответ просто глупо, ибо анкету, перед тем как у вас принять, сверяют с вашим паспортом. Кроме того, на большинстве анкет напечатано внушительное предупреждение об уголовной ответственности за дачу ложных сведений.
Помимо Советского Союза, в сегодняшнем мире есть только одно самостоятельное государство, где каждый гражданин носит с собою сертификат о своей кровной принадлежности и где никакая смена вероисповедания не дает права на замену сертификата. Я говорю, конечно, о Южно-Африканской республике. Правда, в ЮАР на сертификате ставится лишь буква, обозначающая расу, – белый, цветной, черный, индус, китаец, – а в СССР это детализировано гораздо подробнее. Однако во всем остальном сходство поразительное – даже в том, что и в России и в Южной Африке расистско-фашистские «исследования» были начаты не из антисемитизма.
Есть, однако, и громадная разница между ЮАР и Россией. В Южной Африке политика апартеида провозглашена законом, и закон говорит, что можно и чего нельзя представителям каждой расовой группы. Я глубоко убежден, что законы апартеида бесчеловечны и отвратительны, однако сейчас разговор не об этом: во всяком случае, расовые ограничения легальны и сформулированы в документе, обязательном для суда. В Советском Союзе никогда не было издано ни одного закона, хоть в чем-нибудь ограничивающего права отдельных наций. Тем не менее, ваша кровь «засвидетельствована» в паспорте и анкетах; немцы Поволжья высланы в Сибирь, частью брошены в тюрьмы и расстреляны исключительно из-за своей национальности (Гитлер в 1941 году не тронул живших в Германии русских эмигрантов!); калмыки, чеченцы, ингуши и крымские татары были полностью, под дулами винтовок, вывезены в Сибирь и на Алтай; крымские татары до сих пор не имеют права въезда в свой Крым; а в правительственных, военных, дипломатических, полицейских, внешнеторговых, партийных и других важных органах Советского Союза нет ни одного еврея. (Разрешите не принимать в расчет заместителя Председателя Совета министров СССР Вениамина Дымшица – у Сталина ведь тоже был заместителем Лазарь Каганович).
Русский писатель, с которым мы беседовали о сходстве между СССР и ЮАР, заметил:
— Одноименные полюсы отталкиваются. Должно быть, поэтому наши власти так ненавидят Южную Африку, а там, насколько я знаю, не очень жалуют Советский Союз.
В другом разговоре я услышал от русского профессора, полковника инженерно-авиационной службы, такие слова:
— Вы знаете, в чем разница между положением наших евреев и, скажем, негров в США? Американские негры имеют свои организации и своих лидеров, они открыто борются за свои права, а у нас евреи не борются и не имеют организаций, иначе... (полковник выразительно провел ладонью поперек своей шеи). А другие различия, в общем, несущественны, друг мой.
Когда Никита Хрущев с трибуны XX и XXII съездов Коммунистической партии предавал анафеме Сталина, он упоминал и о тюрьмах, и о пытках, и о казнях. Но одну тему он обошел гробовым молчанием: сталинскую национальную политику и связанные с ней преступления.
На то были у него, по крайней мере, две причины. Первая была в том, что признать советский нацизм – значило окончательно поставить знак равенства между СССР и гитлеровской Германией. Вторая причина, быть может, главная из двух: Хрущеву хотелось приберечь сталинскую «дружбу народов» для собственного дальнейшего употребления. Ведь национальная рознь, искусно направляемая, с давних пор служила в России «предохранительным клапаном» против народного недовольства. И не по прихоти своей Сталин широко открыл этот клапан в России конца сороковых – начала пятидесятых годов: страна была нищей, голодной, злой – надо было дать злобе хоть какую-то разрядку.
Печальный факт состоит в том, что нынешние лидеры страны идут в этом смысле полностью по стопам Хрущева. Они охотно признают теперь любые глупости и ошибки «великого десятилетия» (так именовался в пропаганде хрущевский период, когда Никита Хрущев был еще у власти), но упрямо отрицают советский нацизм. Лозунги о «братской дружбе равноправных советских народов» остаются неизменными со времен Сталина. А уровень расовой дискриминации – со времен Хрущева.