Россия будущего

«Кодифицировать… сейчас же изложить в параграфах… и вы туда же! Когда у нас что-нибудь говоришь и ищешь общих широких оснований, вас выслушивают снисходительно и, очевидно, не понимают. Надо не только мысль подать, но готовый черновой циркуляр написать… Ну, давайте мечтать! Отделите все имеющее общегосударственное значение и скажите: „Это дело Государево“. Общее законодательство, войско, флот, финансы, государственная полиция, пути сообщения, внешняя политика. Все остальное — местное „земское дело“. Губернии группируются по своим естественным признакам в области или генерал-губернаторства. Это должны быть весьма самостоятельные единицы с широким самоуправлением. Поскольку данная область имеет свои интересы и задачи, она может иметь даже свое законодательство, в развитие и пополнение общего. Все внутреннее хозяйство области, полиция, суд, просвещение — все это может быть сполна предоставлено земству и поставлено под контроль Государева наместника. Между ним и земством возможны разногласия и споры, которые свободно обсуждаются печатью и в последней инстанции разбираются Сенатом и решаются Государем. За земством и всякими общественными группами древнее право челобитных. По всем земским делам доклад Государю подготовляет Государственный Совет, гласно обсуждающий дела и пополняемый представителями областей. Это будет наш старый Земский Собор, но в новой, приличествующей времени форме. Разумеется, нет никакой речи о чем-нибудь обязательном для Государя. Ему только добросовестно подготовляют материал, освещая ту и другую сторону вопроса и ожидая свободного решения. А так как самодержавие не „считает“, а „взвешивает“ голоса, то Государю вольно не только согласиться с меньшинством, но утвердить и любое особое мнение или решить дело по своей собственной инициативе. Бюрократии здесь места нет. А внизу у земства основа — приход, не крепостническая всесословная волость, а приход в том виде, как писал Самарин. Это тоже возврат „домой“. Я начал „Русь“ с нашей уездной ячейки. Дайте нам приходский строй как первую ступень самоуправления — и сила жизни тотчас скажется».

По третьему основному вопросу о народности Аксаков говорил:

«Нигде славянофильство не было так оклеветано, как в вопросе национальном. „Шовинизм“, „квасной патриотизм“, „национальное самохваление“ — чего только не бросают в наше направление! И эти клеветы несомненно сознательные. Тут даже недоразумений нет, а просто ненависть, и притом достаточно холопская. Русский народ прежде всего брат в Христе всем народам, любит всех, любя, конечно, прежде всего братьев по вере и племени, затем арийское человечество, затем все остальное. Но дайте же, чтобы у него была такая же своя духовная физиономия, своя культура, свои идеалы, как и у других народов. Не делайте из него какого-то пария в человечестве. В ответ на это непременно ударятся в другую сторону и раздадутся речи о каком-то мессианизме. Зачем все это? Если каждому народу позволительно думать о своей собственной мировой роли в истории, то почему же не попытаться на основании изучения особых психических свойств нашего народа поискать мировой роли и для него? Мы видим, во что вырождается западная цивилизация, видим у нас некоторые новые элементы, Западу чуждые, и вот мы догадываемся, что, быть может, нам, т. е. славянству, удастся разрешить многие антиномии, для Запада непосильные. Мы вовсе не противополагаем Русь Западу как двух врагов. Достоевский в речи о Пушкине великолепно выразил нашу коренную славянофильскую мысль о том, как и чем мы служили Европе, настолько полно и верно выразил, что я отказался было говорить после него. Вспомните, как Хомяков относился к Англии. Но совсем другое — дело текущая политика. Мы не враждебны никому, любим всех, всем желаем добра, но если ненавидит нас Запад, если соседи образуют против нас лиги и коалиции, если при каждом удобном случае наши враги готовы ринуться на нас, мы обязаны быть предусмотрительными, обязаны защищаться. Я очень люблю немцев, высоко ставлю их философию, поэзию, чту их науку, но когда князь Бисмарк тащит Россию на скамью подсудимых, когда Германская империя, нами вскормленная и взращенная, вся, как один человек, дышит к нам ненавистью и кричит, что Россию надо отбросить за Днепр, я поднимаю голос и говорю, что немец опасен, что его надо обезвредить. Я люблю и уважаю Англию, но громко говорю, что англичан необходимо проучить, необходимо отбить у них охоту наступать всем на ноги во имя „британских интересов“».