Читаем Россия бунташного века: cкандалы, интриги, расследования полностью

Следующая опись рукописей библиотеки была проведена в 1867 г., и обнаружилась недостача — пропала книжечка Джемса с записями о путешествии в Россию! Сохранилась только записная книжка из Архангельска. Она и была введена в научный оборот. Изначально исследователи обратили внимание на тетрадку с записью шести русских песен, и только потом, в 60-е гг. XX в., начали исследовать русско-английский словарь. Исключительное внимание к песням объясняется просто: русский фольклор начали фиксировать довольно поздно. Только в XIX в. былины начал записывать ссыльный археограф Павел Рыбников, поэтому документы, в которых зафиксированы фольклорные произведения, чрезвычайно ценятся и, как правило, очень редки. Запись Джемса считается древнейшей из известных сейчас записей русских народных песен.

Но сначала о словаре.

Чем хорош словарь Джемса: это автограф (следовательно, путаницы и ошибок, связанных с работой переписчиков, не будет), датированный осенью 1618 г. Есть также и место записи: город Холмогоры. Словарь содержит 2145 слов и оборотов поморского говора — «поморьской говори» и общерусских слов! Чем словарь может быть интересен нефилологу? Во-первых, в нем много замечательных диалектных слов, которые так и хочется использовать в своей речи. Во-вторых, Джемс записывает то, что ему кажется необычным, и делает это с точки зрения стороннего наблюдателя — саркастичного, ироничного, иногда даже презирающего, а читать вроде бы научные записи с таким сильным субъективным флером и искрой английского юмора интересно. Это позволяется отстраниться от знакомых нам реалий и посмотреть на всё как бы со стороны.

Глава 5. Любить в настоящем времени

Джемс фиксировал слова без определенной системы, без деления слов по алфавиту или тематике: кажется, он записывал все подряд, транскрибируя русские слова латиницей, а иногда буквами древнегреческого алфавита, и делая комментарии на английском, латыни и древнегреческом. Я буду цитировать его комментарии в русском переводе, сделанном Лариным, там, где будут необходимы объяснения.

Вот, например, как Джемс записывал некоторые слова: Ya lublu, Y love

Ti lubish, thou lovest

On lubit, he lovet

Muy lubim, we love

Vuee lubite, you love

Ony lubet, they love

После романтичного спряжения русского глагола «любить» идут записи названий рыб и животных, овощей:

— Muee («род рыбы, подобный головачу, но побольше»)

— Corricke (корюшка)

— Ripah (репа) — Ogurtza

— Taracan — «черная тварь, похожая на жука, по-шотландски “клок”».

Обозначения занятий людей:

— Casake

— Chornitz, chornetz

— Skomoroke — внезапно Джемс пишет, что это скрипач, но это, конечно, скоморох.

— Rosboinic

— Tat — тать, вор

— Shish — a rouge of the woods — разбойник в лесу, шиш (так называли в Москве и городских грабителей)

— Spoine — проказник (хотя «шпынь» в Москве было очень ругательным словом)

Обозначения частей тела:

— Glaze

— Bruka — брюхо

— Locta

— Colliena

— Gusna — гузно, зад

— Brudah — бруда, волосы на щеках

— Naughta — это ноготь

— Colake

— Kishke

Есть очаровательные фразы — Джемс, очевидно, записывал все, что видит и слышит:

— Nos osenobil — your nose is frozen — нос замерз

— Sxorra ti pomtchillis, you art comme quickly — скора ты помчался — эк ты ломанулся

— Podi pomtchis — goe quickly — поди помчись

— Ne bestchesti, doe not disgrace me — не позорь меня

По некоторым последовательностям можно написать самый короткий рассказ, не хуже, чем у Хемингуэя, тем более что начало словаря настроило на романтичную волну:

— Snemoi, take it of — снимай это

— Zatchepni switcha, snuffe the candle — сними нагар со свечи

— Pogazi, put it oute — погаси ее

— Brusai sudi — throwe heather — бросай суды

Правда, потом внезапно:

— Golova zashib, to break the head — разбил голову

Есть слова и фразы, которые объясняют некоторые явления русской жизни.

Внимание, дальше идут холмогорские сплетни. Вот, например, о культуре взаимоотношений между женщиной и мужчиной:

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1939: последние недели мира.
1939: последние недели мира.

Отстоять мир – нет более важной задачи в международном плане для нашей партии, нашего народа, да и для всего человечества, отметил Л.И. Брежнев на XXVI съезде КПСС. Огромное значение для мобилизации прогрессивных сил на борьбу за упрочение мира и избавление народов от угрозы ядерной катастрофы имеет изучение причин возникновения второй мировой войны. Она подготовлялась империалистами всех стран и была развязана фашистской Германией.Известный ученый-международник, доктор исторических наук И. Овсяный на основе в прошлом совершенно секретных документов империалистических правительств и их разведок, обширной мемуарной литературы рассказывает в художественно-документальных очерках о сложных политических интригах буржуазной дипломатии в последние недели мира, которые во многом способствовали развязыванию второй мировой войны.

Игорь Дмитриевич Овсяный

История / Политика / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное