Россия и Англия в Средней Азии

«В начале, перемена эта не коснулась беднейшего класса населения, теперь же, цены в сущности удвоились и рабочему, как он мало ни потребляет, вдвое труднее содержать себя, чем это было до занятия края русскими; но едва ли простой народ приписывает повышение цен факту русской эмиграции. Торговый класс имеет большие выгоды от заключения контрактов на продовольствие армии. Но все это сгладится временем, и со стороны правительства требуется много такта; для устранения общего чувства неудовольствия. Положение было точь-в-точь такое же, когда англичане заняли Кабул, но события быстро следовали тогда одно за другим, и англичане были вынуждены на отступление. Население Средней Азии далеко не похоже на авганцев: оно гораздо апатичнее и гораздо менее имеет патриотизма; не видя ни в чем перемены к лучшему, оно естественно предпочитает магометанское владычество; оно и теперь уже начинает забывать все, что терпело от ханов, помышляя лишь о бедах, какие выносит от русских чиновников. К тому же, как ни произвольно действовали их туземные правители, они действовали лишь в пределах, ограничиваемых шариатом, или мусульманским законом, и население было уверено в существовании известных принципов, которых не осмелился бы нарушить даже самый самовольный из тиранов-беков».

Читатель видит, что туземцы заранее радовались нашему приходу, а когда мы наконец заняли край, то населением овладела беспредельная радость, потом оказывается, что не видя перемены в лучшему, туземцы предпочитают мусульманское владычество и питают общее чувство неудовольствия. За всем тем, и не смотря на плохую администрацию края, население в сущности довольно русским владычеством, находя его гораздо лучшим; сравнительно с тем, что было до сих пор.

В другом месте автор говорит: «Передача Шагр-и-Сябза и Карши совершена была против воли и даже не смотря на протест со стороны туземного населения, которое предпочитало русское подданство своему возвращению под власть эмира».

Это опять не похоже на предпочтение жителями магометанского владычества. Русские не первый день в крае и не только свои, но и соседи могли бы, кажется, успеть приглядеться к нашим порядкам — вот и разгадка того предпочтения, которое отдавали нам шахрисябцы и каршинцы.

Из чего вывел также г. Скайлер, будто положение дел наших точь-в-точь такое, какое было у англичан в Кабуле в 1839 г.? Известно, что англичане были изгнаны и почти все истреблены в самый непродолжительный срок — это ли предсказывает нам г. Скайлер?

Не одной апатии, не одному недостатку патриотизма туземцев обязаны мы твердостью нашего положения, но и тому, что вообще мы не притесняем населения, даем ему обеспеченное спокойствие и порядочную долю участия в самоуправлении. Вся разница между нами и англичанами в том и состоит, что мы пришли как враги, а поступаем как друзья, англичане же вступили в Кабул как друзья, а стали обращаться с жителями как враги.

Все противоречия г. Скайлера мы приписываем, впрочем, старанию его записать и пустить в дело все, слышанные им мнения, а их, конечно, было не мало, но в таком случае их следовало бы хоть несколько обработать, а не подносить своему правительству в сыром виде.

Собственный взгляд г. Скайлера сказался, очевидно, в следующих строках: «вообще говоря, влияние русских благотворно в центральной Азии, не только по отношению к ее населению, но и к целому миру. Вступив в обладание краем, русские почти уже и не могут отказаться от него, не потеряв значительно в глазах туземного населения».

Говоря о нашей политике в Азии, г. Скайлер, между прочим, высказывает убеждение в том, что «Россия не имеет ни малейшего желания, ни намерения напасть на Индию; хотя русским было бы неприятно, если бы влияние Англии распространилось далее настоящих границ, и весьма возможно, что когда-нибудь между обеими державами возникнут неудовольствия по поводу английской политики в Кашгаре. Критический разбор вопроса со стороны Англии, как и дипломатическое ее вмешательство, имели сильное влияние на политику русских: министерство иностранных дел остерегается какого-либо шага на почве центральной Азии, чтобы не возбудить новых вопросов в сношениях с Англиею, и вследствие этого генерал-губернатор не всегда имеет возможность поступать так, как этого требовало бы положение дел. Россия, очевидно, сознает себя не на столько сильною, чтобы действовать самостоятельно, не заботясь о том, что скажет Англия».