Россия и ее империя. 1450–1801

Насильственные перемещения дворян и крестьян производились и при возведении укреплений и обустройстве новых окраинных территорий. Как мы видели, на Средней Волге происходило оживленное миграционное движение. С конца XVI века обитатели России и Среднего Поволжья постоянно двигались на юг, а также на Урал и далее в Башкирию. Уже в 1570-е годы тульских и каширских дворян начали селить в пограничье, в Веневе и Епифани; при сооружении Белгородской черты на земли под Воронежем стали переселять дворян для охраны границы. К XVIII веку переселенцы образовали особое сословие однодворцев, хорошо ощущавших свои отличия от других социальных групп (см. главу 17) и сопротивлявшихся превращению в тягловых крестьян. В 1668 году взятые в плен польские шляхтичи из Полоцка была перемещены к Закамской черте, получив земли и крестьян; в 1690-е годы они владели несколькими сотнями усадеб на северо-востоке Башкирии.

Самыми масштабными были насильственные перемещения крестьян. При строительстве Белгородской черты туда послали свыше 1000 человек, заселив ими город Царев-Алексеев (1647); то же самое происходило в более мелких городах. Часто это сопровождалось аналогичными переселениями, инициаторами которых были церковные иерархи и светские землевладельцы, а также притоком беглых крепостных и представителей степных народов, поступавших на русскую службу. Эти меры не всегда оказывались успешными: из более чем 1000 крестьян, посланных в долину реки Битюг под Воронежем (конец XVII века), 69 % через два года скончались, а 23 % бежали. Провалом закончились и попытки Петра I построить и заселить жителями новый порт на Азовском море между 1696 и 1711 годами: они привели лишь к смерти и бегству тысяч рабочих и членов их семей. Как отмечает Брайан Бек, государство старалось не допустить исхода населения и в то же время перемещало его. Власти, зная, что они не могут защитить и контролировать поселения за пределами укрепленных линий, активно уничтожали те, которые основывались далеко в степи, и возвращали их обитателей на границу. Укрепленные линии должны были не только сдерживать натиск кочевников, но и препятствовать оттоку крестьян.

Церковь также переселяла крестьян из центра на новоприобретенные территории: к концу 1550-х годов в Казани и близ нее насчитывалось около 20 православных церквей и несколько монастырей. Затем монастыри стали появляться вдоль Камы, часто становясь рассадниками крепостничества. Рассматривая церковь как полезного союзника в деле заселения новых территорий, государство раздавало ей земли и в XVII веке, и на протяжении значительной части XVIII века, хотя при этом ограничивало церковное землевладение (начиная с 1560-х годов) и конфисковывало в свою пользу монастырские земли (в XVIII веке). Таким образом, московские власти без колебаний перемещали своих подданных, распоряжаясь ими по своему усмотрению, чтобы совершать и закреплять завоевания.

ФОРМИРОВАНИЕ И СНАБЖЕНИЕ АРМИИ

Один из базовых актов государственной власти – реквизиция ресурсов путем обложения населения различными налогами и повинностями. Изъятие мехов у жителей Сибири часто производилось под дулом ружья; в центре, где крестьяне и горожане платили налоги столетиями, принуждение использовалось мало, так как в общинах царила круговая порука – налоговое бремя распределялось между семьями в зависимости от их платежеспособности. Разумеется, старейшины могли манипулировать процессом, увеличивая сумму для своих неприятелей и уменьшая ее для своих друзей. Однако существовала повинность, требуя которую государство напрямую применяло принуждение к своим подданным. Речь идет о комплектовании и снабжении армии.

В московскую эпоху набор рекрутов и связанное с ним бремя – постой войск – не были большой проблемой: войско состояло по преимуществу из конных дворян, которым раздавались поместья с крестьянами. Набор как таковой впервые начался в 1630-е годы с целью обеспечения войсками Белгородской черты – в те годы Московское государство начало создавать пехотные и драгунские полки «нового строя», формируя их из обедневших дворян, татар, казаков и представителей тяглового населения. В 1640-е годы власти стали набирать в войско государственных крестьян и крепостных – с определенного количества дворов поставлялся один рекрут – но не на постоянной основе: как пишет Кэрол Стивенс, «призванные возвращались домой через год, и на их место приходили новые, также призывавшиеся на год». В конце Тринадцатилетней войны (1654–1667) крестьяне призывались уже регулярно и в общенациональном масштабе, число их достигало 100 тысяч, но служба оставалась сезонной. Бремя рекрутчины – в 1658 году 25 дворов поставляли одного солдата, – разумеется, утяжеляло повинности крестьян и приводило к еще более интенсивному бегству последних, но не требовало масштабного принуждения. В условиях сезонной службы постой также не являлся таким тяжким бременем, каким он стал в следующем столетии.