Россия и ее империя. 1450–1801

Государство предпринимало также усилия по охране границ, следя за их переходом в обоих направлениях. Иноземцу, чтобы въехать в Россию, следовало получить на пограничном пункте разрешение от воеводы. Эти же пункты служили для того, чтобы крестьяне не оказывались в незащищенной степи. Когда донские казаки заняли Азов (1637) и предложили передать его России (1642), русские власти отказались, зная, что не смогут заселить и контролировать эту удаленную местность. Украинцам было позволено селиться в Слобожанщине, в отличие от русских, чтобы последние не уклонялись от налогообложения. В конце XVII века донские казаки, добиваясь благосклонности Москвы, согласились отсылать беглых крепостных обратно в центральные области России, что вызвало восстания Степана Разина (1670–1671) и Кондратия Булавина (1707–1708). И тем не менее, как уже было сказано, побеги были обычным делом на всей южной границе, от Причерноморья до Башкирии: беглецы пополняли казачьи отряды или местные сообщества, располагавшиеся рядом с Россией, но вне ее досягаемости.

В центре государство стремилось контролировать высокоподвижное население при помощи крепостного права. Крестьянских рук для дворянских поместий настолько не хватало, что с конца XVI века власти начали ограничивать право крестьян переходить к другому владельцу. К 1649 году процесс закрепощения завершился: всем представителям тягловых сословий, городских и сельских, запретили покидать место жительства (см. подробнее в главе 10). Закон вменял горожанам в обязанность сообщать обо всех новых поселенцах, приезжих и бродягах, под страхом телесного наказания. Удерживать подданных на одном месте можно было только насильственными средствами. Как утверждает Евсей Домар, чем выше был потенциал мобильности населения – по мере того, как становились доступными все новые земли, – тем больше контроля требовалось от государства. Оборотной стороной мобильности населения был автократический режим.

Теоретически, после того как, согласно Соборному уложению 1649 года, розыск беглых крестьян стал бессрочным, обязанность их выслеживания возлагалась на государство. Однако это постоянно противоречило интересам воевод, которым нужны были люди для пополнения и снабжения местных гарнизонов. Во второй половине XVII века наблюдались колебания государственной политики: воеводы принимали у себя пришлых без всяких вопросов, и в 1653 году было объявлено, что гарнизоны на стратегически важной Белгородской черте могут не возвращать беглых их владельцам. Но в 1656 году подход, в угоду дворянам-землевладельцам, изменился на прямо противоположный: законы стали угрожать карами, вплоть до смертной казни, тем, у кого будут обнаружены беглые крестьяне. В 1658–1663 годах были посланы 15 команд для сыска беглых, затем еще 22 – в 1660-е годы; до конца столетия каждое десятилетие посылалось еще столько же. Но эти усилия, если учесть размеры империи, были смехотворными. Проблема беглецов и трения, которые она вызывала, продолжали существовать на протяжении всего раннего Нового времени.

Дальнейшее закрепощение крестьян могло происходить только под угрозой помещичьего кнута и при наличии у царя возможности выслеживать беглых. Однако объектом мер принуждения в отношении крепостных чаще всего становилась крестьянская община в целом. Как показывают Стивен Хок и Трейси Деннисон, община предпочитала не допускать в свою среду помещичьих агентов, практикуя внутреннюю дисциплину. Старейшие по возрасту члены общины осуществляли власть, закрепляя полное подчинение женщин мужчинам и младших – старшим, назначая телесные наказания за мелкие преступления, отправляя рекрутов в армию, усмиряя непокорных. Но одновременно они занимались организацией помощи престарелым и овдовевшим крестьянам и вообще всем, кого постигло какое-либо несчастье. Существование деревни отличалось стабильностью благодаря такому саморегулированию. Как поместье, так и общину, возможно, следует рассматривать как уменьшенную копию русского государства. Насилие было суровой реальностью, угроза его применения постоянно висела в воздухе, но в повседневной жизни те, кто обладал властью, укрощали его посредством институтов – таких как община, административный аппарат и судебная система.

МОНОПОЛИЯ НА НАСИЛИЕ: УГОЛОВНОЕ ПРАВО