Литературная элита пользовалась и другими институтами. Масонские ложи служили местами общения и политических дискуссий для русских и иностранцев. Такую же роль играли клубы – например, Английский, основанный в Петербурге в 1790 году, членами которого были русские и англичане – дворяне, купцы, различные специалисты. Власти поощряли деятельность Вольного экономического общества, где политические споры звучали куда более приглушенно. Колам Лики пишет о конкурсе, объявленном Обществом в 1766 году: темой стали имущественные права крестьян. Громадное большинство участников и победителей были иностранцами, ратовавшими за отмену крепостного права по нравственным и экономическим соображениям. Но большинство его членов – русские дворяне – возмутились работой, занявшей первое место, и попытались воспрепятствовать ее публикации. В конце концов она, по настоянию императрицы, вышла, но без открытых призывов к упразднению крепостничества. Только один участник из числа русских, Алексей Поленов, выступил за ликвидацию крепостного права, опираясь на естественный закон, и предложил программу постепенного освобождения крестьян, главным элементом которой являлось улучшение крестьянского быта (заведение в деревнях школ, лекарей, полиции, пожарной службы). Однако сочувствие Поленова к крепостным шло вразрез со взглядами дворян, считавших крестьян примитивными существами, нуждающимися в отеческой заботе помещиков. Лишь под влиянием сентиментализма, распространившегося в конце XVIII века, – самым ярким примером здесь служит «вопль души» Радищева («Путешествие из Петербурга в Москву», 1790) – в печати начинают отражаться иные представления о крестьянах. Показательно, что после жарких дебатов внутри Вольного экономического общества относительно публикации конкурсных работ оно вообще перестало затрагивать политические темы: в течение следующего столетия его «Труды» содержали лишь работы практического характера, посвященные улучшениям методов ведения сельского хозяйства и экономике.
Вся эта деятельность заставила исследователей поставить вопрос о том, возникла ли в России «публичная сфера». Здесь они следовали за Юргеном Хабермасом, утверждавшим, что Великая французская революция стала возможной благодаря появлению «публичной сферы» – пространства, где зарождалось независимое «общественное мнение», которое касалось политической и общественной жизни и к которому политики отныне были вынуждены прислушиваться. Публичная сфера успешно развивалась благодаря тому, что в дискуссиях принимали участие широкие слои населения, а это стало возможным благодаря распространению грамотности, увеличению числа публикаций, улучшению средств коммуникации и главное – формированию институтов, служивших для установления социальных связей. Во Франции и Англии XVIII века существовали институты, рассчитанные на различные социальные группы – от салонов для элиты, масонских лож и добровольных объединений до кофеен, пивных и таверн. Особенностью публичной сферы было то, что она служила пространством для критики политического порядка.