Россия и Европа: история непонимания

Вперед стала выходить та политическая группа, которая в августе 1914 года оказалась в тени всеобщего воодушевления. Эту критическую в отношении Запада группу называли «партия двора», а их лидером общественное мнение чаще всего называло (несправедливо) императрицу Александру Федоровну, прежнюю принцессу Гессен-Дармштадтскую, кузину германского императора. Руководителями этой партии в Государственном Совете и в Государственной Думе были князь Мещерский, министр Щегловитов, барон Розен, депутаты Пуришкевич и Марков. Они оправдывали свои (в той или иной мере замаскированные) сомнения в союзе с Западом прежде всего соображениями внутренней политики.

С июля 1915 года группа влиятельных лиц – министр внутренних дел Маклаков, обер-прокурор синода Саблер и министр юстиции Щегловитов начали открыто доказывать императору Николаю, что Россия далее не может вести войну.

На противоположном конце политического спектра наиболее проницательные из представителей Запада также увидели грозные признаки. Вопреки браваде петроградских газет, британский военный представитель Нокс уже в 1914 году предсказал возможность распада России. Из докладов Нокса открылась страшная беда России – неумение использовать наличные ресурсы и неукротимое при этом стремление приукрасить ситуацию. Не желая видеть мир в реальном свете, русское правительство всячески старалось прикрыть такие поражения, как августовская (1914) катастрофа в Восточной Пруссии.

И все же первые раскаты грома Запад почти не расслышал. После героического воодушевления стала видна грань, за которой наступал упадок духа, пассивная покорность судьбе. На дальнем горизонте встал вопрос о том, кто ответствен за пуск корабля в плавание, к которому он не был готов.

Союз с Западом поставил под вопрос древнейшее русское установление – монархию. Император Николай II имел немало превосходных черт характера, и его обаяние подтверждено достоверными историческими свидетельствами. Западные послы были буквально очарованы императором, но это не мешало им сомневаться в решающем для правителя качестве, в его воле. Скажем, посол Палеолог буквально поет гимн таким качествам императора, как простота, мягкость, отзывчивость, удивительная память, но при этом отмечает слабую уверенность в собственных силах. В эпоху колоссального кризиса своей страны император Николай оказался не на высоте требований управления.

В сентябре 1915 года царь принял на себя командование армией. Царь Николай объяснял этот шаг крайностью положения и исторической ответственностью монархии. «Быть может, для спасения России необходима искупительная жертва. Я буду этой жертвой». В такой постановке вопроса сквозила обреченность.

Меняются и акценты в германской политике. Они переносятся на новый фактор российской реальности, на революционные элементы. Впервые условием выживания Германии стало видеться расчленение России. В Берлине стали серьезнее, чем прежде, размышлять о позитивной стороне дезинтеграции России. Коллапс России мог бы создать в Восточной Европе гряду мелких государств, подвластных германскому влиянию.

Против единства России и Запада стал действовать и другой фактор. Поляки в России занимали далеко не последнее место по влиянию. В Петрограде жил целый клан польской аристократии, самоотверженно стремившийся к независимости своей родины. Можно понять это стремление, труднее понять бескомпромиссную ненависть польских лидеров к стране, в которой они жили и которая уже пообещала обеспечить создание польского государства. Польская община в Петрограде, Москве, Киеве все больше занимала враждебную позицию по отношению к России, и это было трагедией для обоих народов. Поляки давно уже потеряли веру в русскую победу. Они, наверное, первыми начали строить планы, исходя из возможности поражения России. Как отмечал Палеолог, поляки, несмотря на русские победы в Галиции в 1916 году, были уверены, что России не суждено выйти победительницей из войны и что царский режим, в случае катастрофического оборота событий, пойдет на соглашение с Германией и Австрией за счет Польши. Польская община, столь тесно связанная с Западом, начала действовать против его союза с Россией.

Берлин, горизонт которого заволакивали тучи, обратился к потенциалу национализма в многонациональной Российской империи. Известный изменник, отступник, предатель российской социал-демократии Гельфанд в исследовании, подготовленном в марте 1915 года, определил активизацию украинского национализма как главное орудие раскола Российской империи. Наиболее привлекательным стало видеться отделение от России ее кровной сестры Украины, второй по величине и значимости части страны.

Сторонники этой точки зрения полагали, что отделение Украины лишит Россию статуса мировой державы. Геополитики в Берлине обратили свое внимание и на другие регионы великой евразийской державы. С немецкой методичностью были предприняты усилия по стимулированию прежде не проявлявшего себя сепаратизма Закавказья и Средней Азии.