Опять-таки это всего лишь подступ к Судебнику 1550 года, где антифеодальный пафос звучит уже совершенно отчетливо. Например, кардинально пересматривается принцип возмещения за бесчестье. «Русская Правда» XII века защищала жизнь и честь княжеского дружинника двойным — по сравнению с другими свободными людьми — штрафом. Теперь плата за бесчестье устанавливается «против доходу». За оскорбление «торговым людям и посадским людям и всем середним» (т.е. со средним доходом) назначается тот же штраф (5 рублей), что и за оскорбление «боярского человека доброго». А в отношении к «гостем болшим», т.е. богатым купцам, почтение еще больше: штраф за их оскорбление достигает 50 рублей, в десять раз больше, чем за оскорбление княжеских дружинников.53
В сущности, это уже эмбрион современного правосознания. Неужто и правда Россия в первой половине XVI века превращалась в буржуазную страну, как думал Маковский? Боюсь, это преувеличение и дело объясняется проще — элементарной заботой о процветании «отчины», заботой, обострявшей зрение законодателя. Он начинает вдруг понимать, что «торговые и посадские люди» и вообще «все середние» (т.е. третье сословие, предбуржуазия) представляют для страны ценность не меньшую, чем солдаты. А богатых купцов и подавно следует беречь, как зеницу ока. Чем больше их и чем они богаче, тем богаче страна. Поэтому они для России дороже солдат. Законодатель даже высчитал во сколько раз дороже:
Там же, с. 97.
Памятники, вып. IV, М., 1956, с.
238.в десять! (Ну, мыслимо ли, право, такое в «гарнизонном государстве»? Очевидно ведь, что пропагандисты мифа не удосужились даже заглянуть в документы).
Понятно, зачем это делалось. Повышение социального престижа «середних» предпринимателей и купцов предназначено было обеспечить приток новых кадров в эти страты населения. Законодательство развязывало руки наследникам великого князя, подталкивая их двигаться по его пути дальше.
Нужно ли упоминать, что ни Юрьев день, ни земская реформа, ни рационализация законодательства не пережили Ливонскую войну и опричнину? Массовый террор и тотальный грабеж на столетия раздавили эти первые, еще хрупкие ростки Нового времени. Бешеное контрнаступление средневековья, чем, по сути, и была самодержавная революция, отбросило страну далеко назад — к дореформенным временам. В Уложении царя Алексея (1649 г
-) ни одной из этих реформ нет уже и в помине. Крестьянин «мертв в законе» — и вдобавок безнадежно прикреплен к земле.Ну вот, позади, кажется, развалины еще одного бастиона мифа...
Реформация против Реконкисты
Менее всего намерен я писать здесь биографию Ивана III. Но на одном конфликте, придавшем второй половине его царствования отчетливый привкус трагедии, я должен все-таки остановиться подробнее. Конфликт заключался в столкновении между двумя непримиримыми императивами, диктовавшими всю его стратегию.
Первым была, мы помним, Реконкиста, восстановление древней отчины — от Белого моря до Черного. Вторым — необходимость преодолеть последнее наследство монгольского ига, т.е. отвоевать у монастырей треть земельных фондов страны, которые иосифлянская церковь захватила с благословения завоевателей. В этом смысле Церковная Реформация тоже была, если хотите, Реконкистой, только внутриполитической.
Тем более, что, в отличие от внешних оппонентов, церковь продолжала набирать силу. Она была самым активным предпринимателем и самым богатым ростовщиком страны. Землевладельцы завещали ей имущество на помин своих душ, чтобы молилась она за них вечно. Она захватывала, покупала, отсуживала, отбирала за долги все новые и новые земли, «обеляя» их своими неприступными, как вражеская крепость, иммунитетами (т.е. привилегией не платить налоги). Она становилась все богаче, а государство все беднее.
Как писал Б.Д. Греков, вотчины Троице-Сергиевского монастыря «росли на боярских костях».54
А вот что находим у А.И. Копанева о Ки- рилло-Белозерском собрате Троицы: «Вотчины светских феодалов, обширные в XV веке, исчезли к концу XVI почти целиком. Крупнейший феодал края, Кирилло-Белозерский монастырь, забрал в свои руки большинство вотчинных земель».55 Короче, экономическая власть церкви распространялась по стране стремительно, как поветрие. Еще несколько поколений, и иосифлянские авторитеты, уже в конце XV века учившие, что «священство выше царства», того и гляди окажутся правы. И попадет правительство в такую же кабальную зависимость от церкви, в какую попадали обезземеленные крестьяне.Если даже поверить церковникам, что богатство их есть имущество вдов и сирот и калик перехожих, то есть что церковь исполняет функцию своего рода министерства социального вспомоществования, то и в этом случае оказалось бы, что государство существует для содержания бедных, а не для реализации национальных целей.