Россия и Европа. Том 2

Закон 24 ноября 1597 года, например, устанавливал для этого пятилетний срок. В Смутное время число урочных лет удвоилось. А в 1649-м Уложение царя Алексея установило возвращать беглых крестьян по писцовым книгам без урочных лет. Отныне закон обя­зывал крестьянина жить за помещиком «неподвижно» и «безвыход­но». Другими словами, свободные (и полусвободные) до того соо­течественники оказались — на восемь поколений вперед! — недви­жимой собственностью других. Так выглядела экономика Святой Руси, которая хоть и была, если верить Достоевскому, «хранитель-

²⁵ Там же, с. 414.

Беззвездная ночь Московии

ницей Христовой истины», но с обращением соотечественников в недвижимую собственность, другими словами, в рабов, мирилась без малейших угрызений совести.

Глава вторая

Московия:векXVII Бе3_ЗВеЗД_{НаЯ Н0ЧЬ}

Московии Теперь, когда читатель предста­вил себе пусть покуда лишь самые беглые очерта­ния исторического провала, известного впоследствии под именем Московии, пора переходить к более систематическому его описа­нию. Общий смысл того, что произошло в России после самодержав­ной революции Грозного царя и вызванной ею Смуты, понятен. Стра­на была потрясена, поставлена на колени, ей было не до новых ре­форм, она тосковала потишине, по спокойствию, по стабильности.

Как, однако, сделать, чтобы эта возвращенная при первых Рома­новых стабильность не переросла в перманентную, «византийскую» стагнацию, новая элита не знала, ничего лучшего, нежели «особнячес- тво» и «русский бог», не придумала. «Особый путь» привел к тому, что Россия просто выпала из истории. Время политических мечтаний, кон­ституционных реформ, лидеров, подающих надежды (ведь и в разгар Смуты были еще и Василий Шуйский, и Михаил Салтыков, и Прокопий Ляпунов), миновало. Праздник кончился, погасли огни, и все вдруг по­чувствовали, что на дворе беззвездная ночь. К власти пришли люди посредственные, пустячные, лишенные элементарных государствен­ных навыков, люди, которых хватало лишь на изобличение грехов сво­их предшественников, но которым недоставало ни души, ни разума, чтобы выработать конструктивную программу возрождения страны.

«Московское правительство в первые три царствования новой динас­тии, — говорит Ключевский, — производит впечатление людей, слу­чайно попавших во власть и взявшихся не за свое дело. При трех-чет ы- рех исключениях все это были люди с очень возбужденным честолюбием, но беэ оправдывающих его талантов, даже беэ правительственных на­выков, заменяющих таланты, и — что еще хуже — совсем лишенные гражданского чувства»?⁶

²⁶ В.О. Ключевский. Цит. соч., с. 238.

Нет ни одаренных дипломатов (А. Л. Ордин-Нащокин как раз и был од­ним из упомянутых счастливых исключений), ни выдающихся воена­чальников, «а наши послы, отправленные к европейцам, — ужасался Юрий Крижанич, — навлекают на свой народ неописуемый позор своей необразованностью и грубостью»?⁷ Нет даже информации о том, что творится в других странах. Прибыв в 1656 г. в Тоскану, стольник Чемоданов с удивлением узнал, что «герцога Франциска», которому адресованы его верительные гра­моты, не только сменил другой правитель, но и этого другого давно уже низложил третий. А несколько лет спустя посол Потемкин, при­бывший в Испанию, только на месте обнаружил, что Филипп IV, к ко­торому он прибыл с царским посланием, уже два года как умер.

Понятно, что все это означало. Европейская традиция Киевской Руси, поднявшая было голову после монгольского ига при Иване III и реформистском правительстве Алексея Адашева в 1550-ые, оказа­лась снова растоптанной в Московии. Достаточно вспомнить, как оживлены были отношения Руси с Европой в киевские времена, как тесны были связи, как деятельно распространялось тогда в стране европейское образование, чтобы в этом не осталось ни малейших сомнений.