Россия и Франция. От Петра Великого до Ленина

Несмотря на это, Александр III долго не решался заключать договор с Францией. Но в 1890 году, когда по распоряжению французского правительства в этой стране были арестованы русские эмигранты, подозревавшиеся в подготовке к совершению терактов, отношение царя изменилось. И успех русских займов во Франции тому способствовал. Еще в 1889 году, получив сообщение о стычке казаков, занявших форт на побережье Джибути, с французскими войсками, Александр III постановил, что дело не стоит его внимания, и на франко-русских отношениях инцидент не сказался. Явный признак стремления уважительно относиться к Парижу. Затем премьер-министр Фрейсине при посредничестве посла Лабулэ предложил царю подумать о союзе. И, невзирая на сдержанность Петербурга, попросил пригласить в августе 1890 года генерала Буадефра, заместителя начальника генерального штаба, в Нарву на маневры русской армии; Вильгельм II и Каприви должны были на них присутствовать. Этот проект так и не осуществился, Александр III еще колебался. В следующем году идею подхватил Александр Рибо. Тем временем царь ознакомился с речью Теофиля Делькассе, выступившего в Национальном собрании за создание франко-русского союза. Перестав тянуть время, Александр дал наконец свое согласие, и 23 июля французская эскадра под командованием контр-адмирала Жерве стала на якорь напротив российской столицы и оставалась там до 4 августа. Царь на борту своей яхты, в окружении членов августейшей семьи в полном составе, выслушал с непокрытой головой «Марсельезу», запрещенный в России революционный гимн. Все отныне благоприятствовало переговорам. Впрочем, начались они, по сути, еще в марте, когда Гирс поручил послу Российской империи в Париже информировать французское правительство о том, что Россия заинтересована в союзе. В июле прибытие французской эскадры в Кронштадт показало, что время осторожного прощупывания почвы прошло. Германия, наблюдавшая за происходившим в Кронштадте, тем не менее, не воспринимала всерьез намечающееся сближение. Каприви заявил с трибуны рейхстага: «У царя миролюбивые намерения».

При этом Гирс считал необходимым ограничить развитие отношений между двумя странами определенными рамками. Одному дипломату, поинтересовавшемуся его мнением по этому поводу, он ответил: «Царь желает мира. Французы ошибаются, если думают, что Россия окажет им содействие в случае войны, имеющей своей целью лишь возвращение Эльзаса-Лотарингии».

5 августа, когда французская эскадра покинула Кронштадт, Александр III согласился с тем, что Франция и Россия обязуются, путем обмена письмами, вмешаться в случае угрозы миру или если одной из двух стран грозит вторжение на ее территорию. Формулировки еще оставались расплывчатыми. 15 августа Моренгейм и Рибо обязались посредством обмена нотами «совещаться между собой по каждому вопросу, способному угрожать всеобщему миру»: «В случае, если мир оказался бы действительно в опасности, и в особенности в том случае, если бы одна из двух сторон оказалась под угрозой нападения, обе стороны уславливаются договориться о мерах, немедленное и одновременное проведение которых окажется в случае наступления означенных событий необходимым для обоих правительств».

В процитированной здесь ноте не упоминалась возможность военного дополнения к соглашению, но эта идея продвигалась с самого начала. Гирс выступал против нее, опасаясь, что военная конвенция окончательно расстроит русско-германские отношения, сохранение которых оставалось его главным приоритетом. Он боялся также, что военная конвенция пробудит в Александре III, настроенном до тех пор миролюбиво, воинственные чувства. Но эта идея увлекла Александра III, который попытался убедить Гирса в ее достоинствах. Мощь Германии заставляла к тому же задумываться о внезапном нападении. Поэтому 17 августа 1892 года генерал Буадефр со стороны Франции и генерал-адъютант Обручев, начальники генштабов соответствующих стран, разработали проект военной конвенции. По ее условиям, в случае мобилизации войск стран Тройственного союза Франция и Россия должны были отреагировать на это мобилизацией своих сил. Это обязательство не действовало, если речь шла об одной Австрии. При нападении Германии и Италии на Францию или Германии и Австрии на Россию стороны гарантировали друг другу взаимопомощь. В случае мобилизации Франция обязывалась выдвинуть к границам 1 300 тысяч человек, Россия – 700–800 тысяч.

Сразу после подписания конвенции Александр III принял генерала Буадефра и предупредил, что текст ее должен оставаться в тайне; он угрожал даже объявить ее недействительной в случае разглашения. Главной целью Александра III было сохранение мира. Он утвердил конвенцию, но явно не торопился, поскольку сделал это лишь в декабре 1893 года.