Россия и Франция. От Петра Великого до Ленина

Едва удалось путем переговоров разрешить конфликт в Азии, как на Балканах разразился кризис, вызванный безрассудностью князя Александра Баттенберга, занявшего болгарский трон в возрасте двадцати двух лет. Являясь дальним родственником Александра III, его тезка, тем не менее, враждебно относился к России и намеревался вести политику без оглядки на нее. В 1881 году он захотел аннексировать Румынию. Горчаков этому помешал. Затем он попытался изменить политический строй Болгарии, приостановив действие конституции, что подрывало влияние России. Болгария, таким образом, становилась заложницей борьбы за влияние в ней между Петербургом и Веной. По-прежнему ведя себя безрассудно, Александр Баттенберг решил воспользоваться восстанием в Филиппополе (Пловдиве) и объединением Болгарии и Восточной Румелии, провозглашенным генерал-губернатором последней, чтобы объявить себя царем великой Болгарии, единство которой противоречило условиям Берлинского конгресса. Балканы балансировали на грани войны. Гирс требовал от партнеров по Союзу трех императоров выполнить свои обязательства и подавить болгарскую смуту, а Александр III организовал смещение князя, отправив в Болгарию генерала Каульбарса «помогать властям». Исход кризиса был неблагоприятен для России, потерявшей главного союзника на Балканах и попрощавшейся с мечтой о славянской солидарности. Вена порадовалась этому, а ее министр иностранных дел, граф Кальноки, в грозной речи отказал России в праве «брать на себя» управление Болгарией.

Этот кризис не только чуть не раздул пожар войны на Балканах, но и продемонстрировал хрупкость Союза трех императоров. Александр III заявил в начале царствования: «Соглашение с Австрией вовсе невозможно». В ходе кризиса он мог констатировать, что его пессимизм вполне оправдан. Союз свое отслужил, и, по мнению русского государя, продлевать его не стоило. У России оставался только один вариант: сконцентрироваться на Берлине. Гирс добился от монарха согласия на заключение перестраховочного договора с Германией, подписанного 10 августа 1887 года сроком на три года. Договор позволял еще несколько лет сохранять внешне доверительные отношения между обоими дворами. Но в 1890 году, с отставкой Бисмарка, это соглашение было расторгнуто. Преемник «железного канцлера» Каприви известил Петербург, что договор возобновляться не будет.

Впервые со времен Наполеона I России грозила полная изоляция. Где искать поддержку, как не во Франции? Могли ли представить себе такой союз русские и французские власти? На первый взгляд в глаза бросались их различия. Все, казалось, противопоставляло их друг другу. Александр III воплощал собой самодержавный строй, был убежден в его достоинствах и не питал никакого уважения к республиканским порядкам. Франция, по его мнению, клонилась к упадку. В 1886 году, когда французского посла генерала Аппера отозвали в Париж, царь заявил, что не видит никакого смысла ни в сохранении французского дипломатического представительства в России, ни в направлении русского посланника во Францию. Министр иностранных дел Гирс разделял его взгляды и называл Греви, Клемансо и Флоке «шайкой негодяев», союз с которыми стал бы настоящим самоубийством.

Во Франции к сближению относились столь же негативно. Греви безапелляционно заявил, что союз с Россией станет серьезной ошибкой, добавив, что в решающий момент русские союзники отвернутся от Франции. К тому же политический строй России, скрепленный самодержавием и православием, мог только оттолкнуть французские власти с их республиканским образом мыслей и светскостью. В обеих странах горькие воспоминания о событиях начала века способствовали сохранению враждебности, которую никто и не думал скрывать. Но в то же время позиция правителей России и Франции отнюдь не отражала умонастроения их самых влиятельных подданных. Французские предприниматели были убеждены в преимуществах сближения. В России промышленников и производителей зерна, ориентированных на экспорт, стесняли протекционистские меры Германии. А финансисты, которым Рейхсбанк Германии отказывал в ссудах под ценные бумаги, с радостью открыли для себя возможность размещать акции русских займов в Париже.