Россия и Франция. От Петра Великого до Ленина

Под прикрытием примирительных речей в Версале царили сожаление и горечь. Франция стала свидетельницей нового прорыва в усилении позиций России на Черном море и опасалась последствий, которые этот прорыв будет иметь для ее торговли со странами Леванта. Она также сожалела о вытеснении Турции из Европы и отказывалась рассматривать Европу без нее. Турция являлась для Франции тем более ценной союзницей, чем более она была слаба, зависима от поддержки Франции и, таким образом, подчинена ее интересам. Еще один пласт французской традиционной политики уходил в прошлое. У короля также вызывала горечь или досаду манера осуществления аннексии. Екатерина столь рьяно провозглашала стремление сохранить независимость Крыма, что ей поверили. После аннексии французская дипломатия задавалась вопросом, не усыпляла ли она таким образом бдительность Франции? Не обвела ли императрица ее вокруг пальца? Эта озабоченность тем более имела под собой основания, что, едва аннексировав Крым, Россия установила свой протекторат над восточной Грузией посредством Георгиевского договора, подписанного в 1783 году, по которому грузинский царь и его правительство сохраняли власть, но грузинская церковь подчинялась Святейшему Синоду.

Турция с беспокойством наблюдала за русской экспансией на Кавказе сразу же после аннексии Крыма и пыталась найти поддержку в Европе. В Вене ей ответили абсолютным молчанием, Австрия перешла на сторону России.

В Версале реагировали не столь пассивно. Верженн попытался убедить Екатерину II, что та не должна стремиться к содержанию флота на Средиземном море и вдобавок что целесообразно вернуть Крыму независимость. Более того, Верженн предложил России не навязывать Порте формальное письменное соглашение об аннексии, но удовольствоваться ее неофициальным согласием. В итоге императрица усомнилась в доброжелательных намерениях Франции по отношению к ее стране и даже отказалась от продолжения этих переговоров. Конвенция, подписанная в Айналы-Каваке 9 января 1784 года, подтверждала Кючук-Кайнарджийский мир, упраздняя из его текста положение, гарантирующее независимость Крыма. Порта ратифицировала аннексию. Мирная атмосфера, приветствуемая Людовиком XVI и Екатериной II незадолго до того, была поколеблена аннексией Крыма и реакцией России на развивающиеся на Кавказе движения протеста против русского проникновения. Не успели высохнуть чернила на договорах, как повсюду начались военные приготовления, и вторую русско-турецкую войну не составляло труда предугадать.

В 1787 году Екатерина считает себя неуязвимой. Безбородко пишет: «Без позволения России ни одна пушка в Европе выпалить не смеет». Замечательное свидетельство этого русского ощущения вседозволенности – большое путешествие к берегам Черного моря, которое Потемкин организует для императрицы. Какое дерзкое предприятие! Екатерина II везет с собой на лошадях, затем на кораблях всю аристократическую, военную и литературную элиту Европы. Они спускаются по Днепру. В Каневе императрицу и ее гостей приветствует польский король. Затем к ним присоединяется Иосиф II. Кортеж проезжает под триумфальной аркой, где написана фраза: «Это – дорога на Византию». Затем триумфальное шествие по Крыму и прибытие в Севастополь – крепость, откуда русский флот за 30 часов мог достичь Константинополя! Граф де Сегюр говорит императрице: «В Севастополе Вы завершили то, что Петр Великий начал на Севере». Если от этой замечательной эпопеи в истории остались прежде всего «потемкинские деревни», то реальность была совсем иной. В Севастополе обосновался русский флот, Иосиф II и Екатерина на берегах Черного моря демонстрировали дружеские отношения, а Порта сделала отсюда вывод о невозможности ждать долее, убежденная, что Россия снова захочет устроить демонстрацию своей силы. В результате Порта решила упредить нападение.