Россия и Германия. Друзья или враги?

Беседа продолжалась три часа. Казалось бы – времени более чем достаточно. Но на две трети она состояла из высказываний Гитлера о послевоенном обращении со славянами, а на одну треть – из чаепития. Официальные разговоры фюрером тогда категорически запрещались. Стоит ли удивляться, что итоги беседы оставили Рундштедта в состоянии крайнего недовольства. Ему пришлось подчиниться и выполнять директиву, данную войскам Восточного фронта: «Нами создана предпосылка для окончательного мощнейшего удара, который должен сокрушить большевизм до наступления зимы. Затаив дыхание, вся Германия благословляет вас и будет с вами в грядущие трудные дни. С помощью Господа вы добьетесь победы!»

Гитлер в свойственной ему манере не пожелал слушать донесения собственных разведчиков, твердивших, что большевики будут защищать Ленинград до последней капли крови.

Очередная перепалка с руководством армии если что и принесла Германии, так это окончательную убежденность фюрера в собственной гениальности. С этого дня он во всем и всегда оказывался прав, а бездарные стратеги вермахта только мешали ему успешно наступать или тактически отступать. Фюрер не признавал мужества советских солдат в первые годы Великой Отечественной войны и презрительно оценивал маршалов Сталина даже в 1944 году. Отрезвление придет в 1945-м, но будет уже поздно.

Блокадный Ленинград

Между тем политики в Лондоне и Вашингтоне были шокированы гитлеровскими методами ведения войны. Ведь против наших союзников, вплоть до лета 1944 года, вермахт сражался относительно по-джентльменски. Заложников не расстреливали, деревни вместе с жителями не сжигали. Другое дело – Советская Россия. А что касается Ленинграда, то и Черчилль, и Рузвельт не могли понять, как можно ставить целью уничтожение целого города. По их мнению, это даже варварством нельзя было назвать. Президент США так и сказал в одном из выступлений на радио: «Можно было бы понять, если бы Гитлер вел войну ради подчинения Германии экономической мощи Советского Союза. Но его готовность уничтожить Ленинград поражает своей жестокостью. Это будет величайшим грехом в истории человечества, позором, которым навсегда покроет себя германская армия».

Гитлер в свойственной ему манере не пожелал слушать донесения собственных разведчиков, твердивших, что большевики будут защищать Ленинград до последней капли крови. Для него это был самый обычный город. «Нам покорился даже Париж, чего уж говорить о недочеловеках», – хвастливо заявлял он тогда. По свидетельству очевидцев, фюрер сумел и руководству вермахта внушить свой ни на чем не основанный оптимизм и тягу к тотальной войне. Генерал-полковник Гейнц Гудериан написал в мемуарах: «Немцы должны были сообразовывать образ своих действий с… международными договорами и с законами своей христианской веры… Война и без этих строгих приказов легла достаточно тяжелым бременем на плечи населения страны противника. Которое, так же как и население нашей страны, не было в ней повинно».

Гитлер ничего об этом слушать не хотел. К тому же до конца войны для него оставалось загадкой, как могли полуголодные люди защищать свой город до последнего вздоха. Он не верил сводкам абвера, где говорилось, что ленинградцы, даже голодая, не берут зерна из уникальной вавиловской коллекции злаков во Всесоюзном институте растениеводства. В присутствии высшего военного руководства рейха он неоднократно насмехался над братскими могилами Пискаревского кладбища и шутил, что после победы закроет туда вход. В своих многочисленных выступлениях фюрер заявлял, что город ему не сдался только потому, что там зверствует НКВД. Гитлер никак не мог понять, что война с Советским Союзом не похожа на все его предыдущие кампании. Что ни один город в СССР не сдастся вермахту без боя.