Россия и Германия. Союзники или враги?

Необычность личности Троцкого проявлялась в странном обаянии, которое он оказывал на всех, с кем вступал в контакт. На меня также большое впечатление произвела его сообразительность, осанка и самообладание, живой интерес, с которым он воспринимал все, что предлагалось его вниманию, и его совершенное владение иностранными языками. Но за его блестящей внешностью скрывалась какая-то неуверенная натура; и Троцкому было суждено ошибаться на решающих перекрестках своей жизни, потому что он не знал, как сообразно поступать, и потому что у него не было дара государственного деятеля. Один мой знакомый, русский инженер с прекрасным знанием человеческой психологии, однажды предложил мне соответствующую характеристику личности Троцкого: «Яркий фейерверк; а то, что остается, – это маленькая кучка пепла». Хотя Троцкий и мог заворожить сотрудников своими многочисленными проектами, он не доводил их до конца и не знал, как контролировать их исполнение. На массовых митингах он мог своим блестящим красноречием довести аудиторию до стихийного энтузиазма, но это приносило ему мало пользы, потому что Сталин заботился о том, чтобы его собственные послушные ставленники принимали резолюции, тщательно и заранее подготовленные. Фундаментальная трагедия личности Троцкого лежит в том, что его собственные неудачи помогли такому человеку, как Сталин, пробраться до позиции власти, с высоты которой он мог угрожать всему западному миру. Я склонен считать, что доктринерские теории «перманентной революции» Троцкого были бы куда менее опасны для мира, нежели неразборчивая в средствах целеустремленность Сталина. (Действительно, окажись наверху Троцкий, и уже искалеченная в 1917–1922 годах Россия, возможно, была бы окончательно убита в ходе идиотских экспериментов и действий на благо мировой революции. – Ред.)

На Троцкого произвело заметное впечатление оснащение и оборудование Германского Красного Креста, которые мы ему показали. В свою очередь мы насладились его чересчур лестной похвалой «немецкой эффективности, с которой остальной мир должен брать пример». Из-за поражения в войне и его политических и экономических последствий немецкая уверенность в себе пострадала до такой степени, что немцы в то время были рады любой возможности восстановить чувство собственного достоинства – фактор, сыгравший немалую психологическую роль в восстановлении германо-российских отношений после Первой мировой войны. Германские научные, экономические и военные круги ощущали себя отвергнутыми и обойденными бывшими странами-противниками. Русские (в смысле советские правители. – Ред.), однако, похоже, были намерены отдать должное германским достижениям и оживить отношения прежних лет, тем самым открывая, казалось, выход Германии из изоляции. Угрозы советского вмешательства во внутренние дела Германии сознательно пренебрегались; общее мнение, видимо, было таково, что немецкий народ имеет иммунитет против коммунизма и к тому же что новая экономическая политика – это начало внутренней эволюции в России, ее ухода от революционных амбиций.

Уходя, Троцкий спросил меня, может ли он чем-то быть для нас полезен. И я ответил, что нам очень нужен специальный вагон для нашего санитарного поезда. Но поскольку поезд должен был отправиться из Казани этой ночью, вагон надо было бы подцепить этим же вечером. Троцкий пообещал сразу же дать необходимые распоряжения, и, в самом деле, не более чем через полчаса передо мной появился начальник железнодорожной транспортной администрации Аржанов. Тоже из бывших царских офицеров, он искусно приспособился к новым правителям, а что касается остального – воспользовался своим положением с целью получения материальных выгод. Одетый в отлично подогнанную форму, в начищенных до блеска сапогах и со стеком в руке, которым он манипулировал с подчеркнутой небрежностью, Аржанов имел внешность, резко контрастировавшую с жалкими фигурами в своем многочисленном окружении, причем самыми убогими среди них были старые инженеры из Комиссариата путей сообщения. Аржанов выслушал нашу просьбу и хозяйским тоном приказал своим подчиненным немедленно пригнать требуемый вагон; но те заявили, что ни в одном депо Москвы нет таких вагонов. «<Либо вагон будет здесь через три часа, либо…» Эти слова и многозначительный жест стеком заставили инженеров замолчать, а меня больно задели. Как и следовало ожидать, специальный вагон был у нас через три часа; но в моем воображении стояли зловещие формы, в которых система будет развиваться в России в будущем, если она намеревается одержать верх в борьбе с человеческой натурой и материальными трудностями.