Читаем Россия и ислам. Том 3 полностью

172 Уже в дни революции 1905 г. Бартольд – поборник мирного, постепенного, строго легального развития – с опасением смотрел на процесс нарастания экстремистских тенденций; с сочувствием встретив Февральскую революцию, он, по его же собственным словам, счел все происходящее после Октябрьской революции «мрачным и непонятным» (см.: Акрамов Н.М. Выдающийся русский востоковед В.В. Бартольд. С. 6, 7, 9). По характеристике другого, советского тож – бартольдоведа, он «воспринял социалистическую революцию (на этот счет не должно быть никаких иллюзий) настороженно и, собственно, враждебно. С трудом мирился он с происходившей вокруг коренной ломкой жизни… реформы (его слово) Советской власти в области науки и просвещения он не воспринимал, обуреваемый сомнениями… и до конца своей жизни предпочитал держаться рамок «нейтральности», вне политики стоящего академического «служения науки» (Лунин Б.В. Средняя Азия в дореволюционном и советском востоковедении. Ташкент, 1965. С. 220).

173 См. подробно: Bregel Yuri. Barthold and Modern Oriental Studies. P. 394; Лунин Б.В. Жизнь и деятельность академика В.В. Бартольда. С. 183–185.

174 Там же. Р. 396.

175 См.: Рамазанов Т.М. Проблема причинности и закономерности исторических явлений в трудах В.В. Бартольда // Материалы по истории, историографии и археологии. Сборник научных трудов Ташкентского государственного университета им. В.И. Ленина. № 517. Ташкент, 1971.

176 Бартольд В.В. Соч. T. IX. С. 207, 208. Это был выпад против неокантианской методологии. К ней постоянно склонялся Беккер (см. побробно: Batunsky M. Carl Heinricn Becker… P. 298–299), и она же получила довольно широкое распространение в тогдашней русской историологической и философской мысли (Виппер Р.Ю., Д.М. Петрушевский и др.). Отвержение Бартольдом неокантианства – довольно легко могущего быть оцененным как открывающее путь «субъективизму и волюнтаризму» историка – явилось шагом вполне логичным для позитивистско-объективистской школы, одним из идеальных представителей которой и был Бартольд. Но эта же акция наносила и серьезный ущерб по перспективам теоретической исламистики, что я и попытался показать в той же своей работе о Беккере (см.: Там же. С. 299–300).

177 «…в нашей «домашней» (российской. – М.Б.) истории в глаза бросается одно обстоятельство: начиная по крайней мере с эпохи петровских реформ, если не ранее, и до наших дней при всех больших и малых, прямых или косвенных, удачных или неудачных, глубинных или верхушечных, мирных или насильственных социальных преобразованиях не смогло не то что разрушить, но даже сколь-нибудь основательно расшатать некую социальную сверхструктуру, некую авторитарную, элитарно-бюрократическую по своей природе суперсистему, словно гигантским обручем стягивающую общество. На протяжении столетий Россия была лишена способности к самоорганизации и саморазвитию в силу полного или почти полного отсутствия эффективно функционирующей системы обратных связей, вследствие чего малоподвижное, консервативное «целое» буквально расплющивало «маленького человека». Проникающая во все поры общества, эта суперсистема играла и играет роль своего рода инварианта российской истории – словно сказочная птица феникс, она вновь и вновь возрождалась в новых одеяниях и «доспехах». Устойчивость ее, сопротивляемость внешним воздействиям оказались просто поразительны: терпели поражения классы, партии, государства, армии, личности, – она одна оставалась и до сего времени остается непобежденной» (Мочалов И. Уроки высокой гражданственности//Новый мир. М., 1988. № 3. С. 207). Я могу к этому добавить лишь одно: та специфически российская «авторитарная элитарно-бюрократическая суперсистема», которая на протяжении веков «гигантским обручем стягивает общество», в качестве одного из основных своих атрибутов имеет имперскую, великодержавную направленность – также, следовательно, оказывающуюся «инвариантной», способной, «словно сказачной птице феникс» вновь и вновь возрождаться в новых одеяниях и «доспехах».

178 Особенно тогда, когда Кремер, например, воспроизводит вульгарноматериалистические взгляды Бюхнера, Молешотта, Фохта (см. подробно: Batunsky М. Alfred von Kremer… P. 246).

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза