Россия и Южная Африка: наведение мостов

Многие анковцы до сих пор воспринимают все, что связано с Советским Союзом, очень эмоционально. В 1999 г. на конференции в Лагосе Балека Мбете-Кгоцициле, тогда вице-спикер южноафриканского парламента, а с 2007 г. – вице-президент АНК, расплакалась, услышав, как ее коллега – другой член южноафриканской делегации – назвал СССР «неудачным экспериментом». Со слезами на глазах она сказала в ответ: «Эта страна пожертвовала очень многим для нас. Когда я была там в 1998 г., после двадцатилетнего перерыва, и выступала в парламенте, мне пришло в голову, что многие из парламентариев третьего мира не занимали бы свои посты, если бы не Советский Союз. Извините, я очень эмоциональна, когда мне приходится говорить об этом». Об «огромном» вкладе СССР в освободительную борьбу говорил и Бернард Магубане, еще один член южноафриканской делегации [910] .

Не один из тех анковцев и коммунистов, которых мы интервьюировали в связи с этой книгой, говорил нам о том, что испытывает чувство вины за то, что происходило в Советском Союзе и за его распад. Это наиболее четко выразил М. Д. Найду, слова которого пересказал нам Мервин Беннун: «Я не помню года, но думаю, что это было еще при Горбачеве. Я встретился с М. Д… как и всегда, когда бывал в Лондоне… Он был коммунистом и мужественным человеком. Он привлек мое внимание к серьезным и плохим фактам, которые мы теперь узнавали о Советском Союзе. Он был очень рассержен и расстроен и очень эмоционален, почти в слезах. Я не точно помню его слова, но смысл их таков:

„Мы, южноафриканские левые, должны принять на себя долю ответственности за ситуацию вообще и за то, что делалось в СССР. Мы видели безобразные и неприемлемые вещи в СССР и пытались отделаться от них объяснениями или игнорировали их, или молчали о них и даже – из лучших намерений защитить социализм и СССР – лгали о них. Он говорил, что мы должны критически посмотреть на себя… что недостаточно сказать, что мы боялись, что критиковать было очень рискованно. Он считал, что были тактичные способы сделать достойно то, что мы должны были сделать, но не делали. Сказал, что СССР не боялся, когда началась Вторая мировая война, и показал нам, что значит мужество; мы должны были вернуть им этот долг“» [911] .

Друзья и учителя

У тех, кто проводил в Советском Союзе годы, конечно, были русские друзья. С кем-то из них делалась политика, с кем-то обсуждались мировые проблемы. С ними делились личными секретами и проблемами, устраивали посиделки, от них получали помощь. Да и вообще южноафриканцы встречали и знали много советских людей. Какими же они их видели?

«Нашим лучшим другом в Москве, – писал Касрилс, – был товарищ, с которым мы сотрудничали много лет». Сначала он работал в Комитете солидарности стран Азии и Африки, а затем в ЦК КПСС. «Его звали Владимир Шубин. Он был медвежьих размеров, с громовым голосом и объятием, которое грозило сломать вам кости… Он был нам всем как дядюшка и особенно заботился о здоровье старших лидеров, таких как Мозес Мабида и Оливер Тамбо. Он обладал острым как бритва умом и великолепной памятью, поразительным пониманием южноафриканской ситуации и точным чувством того, что было правильно в политике ли, в жизни ли… Для Шубина не было дела, большого или маленького, которое было бы слишком затруднительным. Некоторые из нас любовно называли его „Tovarish Mozhna“… Он никогда не отказывал в разумной просьбе, но, кивая раздумчиво большой головой, отвечал: „Da… da… mozhna…“» [912]

Многие южноафриканцы, учившиеся в Советском Союзе, военные и гражданские, помнили имена своих любимых учителей и с удовольствием рассказывали о них, даже по прошествии десятилетий.

Э. Пахад говорил: «Мне повезло, и я хочу, чтобы вы упомянули это имя. Я имею в виду нашего лектора по философии Аркадия Григоряна. Мы стали близкими друзьями. И мы все еще друзья. Для меня Аркадий – один из самых прекрасных людей в мире. Если я действительно понимаю философию, ленинскую философию, то это благодаря Аркадию. Он был замечательным, замечательным преподавателем, замечательным теплым человеком, настоящим партийным активистом. И остался, кстати. Я узнал очень многое от него и через него – о внутренних дискуссиях в парторганизациях, например. Потому что он рассказывал мне об этом» [913] .