Россия и Южная Африка: наведение мостов

Гогитидзе нашел, что южноафриканцы были неплохо информированы об СССР, знали, например, разницу между Казахстаном и Таджикистаном. Больше всего, по его мнению, их интересовали перспективы экономического сотрудничества. Были и конкретные предложения, например, строительство завода по переработке угля в жидкое топливо, чтобы не возить его далеко, а переправлять по трубопроводам. Помощь по освоению технологии глубинных шахт, лифтов для них. Предлагалось сотрудничество в поисках новых минералов, медицинские технологии. В обмен на все это южноафриканцы хотели только одного: чтобы СССР перестал «натравливать» на них АНК и СВАПО. «Как и все антикоммунисты, – говорил Гогитидзе, – они преувеличивали нашу роль». Он считал, что «если бы не идеология, можно было бы договориться». Но, по его словам, руководство МИД отчетом об этой встрече не заинтересовалось [1194] .

Венская встреча не принесла никаких практических результатов, но обе стороны почувствовали, что основа для диалога существует. Информация о других закрытых контактах почти всегда становилась достоянием гласности по вине южноафриканцев. Однако об этой встрече они промолчали. Видимо, именно ее подразумевал Шубин, когда писал, что идея о том, что политическое урегулирование возможно и даже необходимо, появилась у южноафриканцев не только до распада СССР, но и до прихода к власти М. С. Горбачева, а именно в 1984 г. [1195]

Начиная с 1987 г. в СССР один за другим стали приезжать представители либеральных кругов ЮАР. Одним из первых, в сентябре 1987 г., в Москве на международной книжной ярмарке побывал известный писатель Андре Бринк. Тогда это казалось невероятным: африканер, не член АНК!

У каждого из приезжавших остались свои впечатления об этих визитах. Судя по мемуарам Бринка, у него они были по большей части неприятными. Запомнились назойливые проститутки на Красной площади и суровость переводчицы. Не понравился приготовленный мамой переводчицы обед, включавший традиционный борщ. Посещения бесконечных институтов и организаций, каким-то образом связанных с изучением Юга Африки или с советской политикой в Африке, слились в одно. Не запомнились ни разговоры, ни встречи, кроме одной: с колоритным ректором Университета Дружбы народов им. П. Лумумбы (УДН) В. Ф. Станисом, не отличавшимся либеральностью взглядов. Не упомянул Бринк в своих воспоминаниях и о двухдневной поездке в Ленинград.

Из приятных впечатлений в памяти остались только те, что были связаны с его страной и с ним лично. Запомнилось, например, что в Московском университете обучали языку африкаанс и что его книги переводили на русский именно с африкаанс, а не с английского. И встреча со студентами-южноафриканцами, учившимися в УДН. Она была яркой, затмившей все остальное. Они, эти молодые люди, члены АНК, говорили с Бринком об их общей стране, общем будущем. Он преклонялся перед ними, и ему было их жаль [1196] .

Бринк дал несколько интервью советской прессе. В интервью для «Известий» он говорил, что АНК должен продолжать вооруженную борьбу, что в ЮАР замалчиваются слова Горбачева о том, что СССР не сторонник тезиса «чем хуже, тем лучше», что там не пишут об организованной ИДАСА встрече в Дакаре [1197] . Переводчице И. И. Филатовой запомнилось, что Бринк постоянно говорил как официально, так и неофициально, о своей глубокой симпатии к АНК и восхищении теми деятелями АНК, с которыми он повстречался в Дакаре [1198] . Запомнились разговоры с Бринком о южноафриканской литературе, больше всего – о романах самого Бринка и Джона Куцие, надиктованные им пленки с учебника африкаанс, на которые Бринк щедро потратил несколько часов своего пребывания в СССР, а также целеустремленные поиски подарков для своей очередной будущей (теперь уже бывшей) жены.

В июне 1988 г., на празднование 1000-летия Крещения Руси, в Москву приезжал Десмонд Туту, архиепископ англиканской церкви ЮАР, президент Всеафриканской конфедерации церквей, лауреат Нобелевской премии и, главное, один из лидеров Объединенного демократического фронта. Позиция его по отношению к южноафриканской ситуации была жесткой. Он говорил, что режим ЮАР не может быть реформирован, что реформы, проводившиеся в последние 10–20 лет, ничего не изменили, что в ближайшем будущем все останется без изменений. В мирное урегулирование в Анголе он не верил, так как считал, что с расистами невозможно договариваться. Говорил и о том, что стремится сдерживать молодых южноафриканцев, подавляющее большинство которых поддерживало насильственный путь перемен [1199] .