Россия и Китай. Дружили, воевали, что теперь?

Никсон очень хотел знать, что его ждет в Пекине. 30 июня 1971 года президент сказал руководителю своего аппарата Роберту Холдеману:

— Надо забраться туда, обшарить все, взять документы и доставить их сюда.

Речь шла о похищении документов из дипломатического представительства Китая. Никсон говорил откровенно, забыв, что тайные микрофоны работают. О них не знала даже его личный секретарь.

Микрофоны находились повсюду. Пять в его письменном столе. По одному с обеих сторон камина в овальном кабинете. Два в личном кабинете президента. К магнитофону подключили его телефонные линии, потом стали записывать и его разговоры в загородной резиденции в Кэмп–Дэвиде. Практически везде они включались, когда он начинал говорить.

Никсон, который рассчитывал, что его президентство войдет в историю, хотел сохранить свои разговоры и для историков, и для собственных мемуаров. Он уже выпускал книги и знал, что они могут быть очень успешными и прибыльными. Кроме того, как опытный политик, он не хотел, чтобы помощники его надували, меняя свое мнение и уверяя, что они всегда так думали…

Но он же первый и забывал, что запись идет! И произносил то, что не стал бы говорить в другой ситуации. Иногда его речи напоминали гангстерские фильмы.

Подготовка визита Никсона в Китай проходила в полной тайне. Ничего не просочилось в прессу, и влиятельные противники сближения с Пекином были захвачены врасплох. Перед поездкой французский писатель Андре Мальро сказал Никсону о Мао:

   – Вам предстоит встреча с колоссом, но с колоссом, стоящим одной ногой в могиле. Знаете, о чем подумает Мао, когда увидит вас? Он подумает: «Вот человек намного моложе меня». Вы будете считать, что он говорит с вами, на самом же деле он будет беседовать со смертью… В Мао есть что–то колдовское. Его снедают видения, они поглощают его.

Ричард Никсон прилетел в Пекин 21 февраля 1972 года, это был дождливый день. В аэропорту его ждал Чжоу Эньлай. Когда Никсона везли в город, улицы были пусты. В вечернем выпуске новостей о визите американского президента сообщили напоследок.

«На первом официальном обеде в Пекине, — вспоминал Никсон, — Чжоу Эньлай, чтобы продемонстрировать крепость «маотая» — китайской водки, налил ее в блюдце и поднес спичку. Водка вспыхнула, как церковная свечка. Представляете, что случится, если этот напиток попадет в желудок».

На прощальном банкете Ричард Никсон поднял бокал:

   – Мы провели здесь неделю. Это была неделя, которая изменила весь мир.

Третий лишний. Но кто третий?

В Москве приезд президента Никсона в Пекин в феврале 1972 года восприняли как поражение, как неудачу. В реальности это был путь к стабилизации ситуации. Китай переставал быть непредсказуемым, опасным соседом, от которого можно было ждать чего угодно. Он начал превращаться в нормального игрока, который в мировой политике подчиняется определенным правилам.

До этого Москва не горела желанием организовать встречу Никсона и Брежнева. После поездки американского президента в Пекин позиция переменилась. Советские руководители спешили показать, что они — более серьезный партнер, чем китайцы. «Действительной ценой, назначенной Советским Союзом за встречу на высшем уровне, был сговор против Китая», — констатировали американцы. Они оказались в выгодном положении: сближения с ними жаждали и в Москве, и в Пекине.

Визиту Никсона в Москву придавалось большое значение. Протокольные вопросы обсуждали на заседании политбюро. Брежнев озабоченно говорил:

   – Никсон в Китае ходил по Великой Китайской стене с мадам. А у нас всюду мадам будет ходить одна. А вместе — только на «Лебединое озеро». Удобно ли? Не надо селить сопровождающих Никсона в гостинице. Там за ними Андропову не уследить. Надо их всех — в особняки на Ленинские горы. Заодно и контактов будет меньше. Встреча на аэродроме. Обычно у нас машут флажками и кричат «Дружба!». Сейчас это не пойдет. Но надо, чтобы не молчали совсем. Надо пятерых–шестерых ребят подготовить, чтобы что–нибудь по–английски сказали президенту, пожелали, скажем, успеха в переговорах…

Председатель Президиума Верховного Совета СССР Николай Викторович Подгорный предложил показать Никсону ансамбли Осипова и Александрова.

Брежнев отмахнулся:

   – Это не то, чем мы можем блеснуть.

Секретарь ЦК партии Михаил Андреевич Суслов посоветовал сводить в Алмазный фонд.

   – Не то! — отмахнулся Брежнев. — Мы с Николаем (Подгорным) видели в Иране такой фонд, что наш на его фоне просто жалкий.

Подгорный предложил представить Никсону дипломатический корпус не в аэропорту, а позже, в Кремле. И эта идея не понравилась Брежневу.

   – Голо будет на аэродроме. И вообще, не надо походить на китайцев.

Вон Чжоу Эньлай: пришел в своих широких штанах, угрюмый и повел

Никсона внутрь аэровокзала. Это не годится. Мы — культурные люди…

В мае 1972 года Ричард Никсон прилетел в Москву, и это было огромное событие для обеих стран. Помимо всего прочего Брежнев жаждал ответа на вопрос: не затевают ли американцы союз с Китаем против СССР? А Пекин настойчиво подталкивал Вашингтон к конфронтации с Москвой.