Россия и Китай. Дружили, воевали, что теперь?

Краткая встреча президента США Джеральда Форда и Леонида

Брежнева во Владивостоке в ноябре 1974 года ухудшила отношения США с Китаем. Место встречи было выбрано исключительно по прагматическим соображениям. Форду нужно было встретиться с советским генсеком. Переговоры проходили на очень сложную тему — обсуждалось новое соглашение по ограничению стратегических наступательных вооружений. Организовать переговоры в Европе было невозможно, потому что Форду пришлось бы встречаться с рядом европейских лидеров, а расписание не позволяло. Его визит в Японию и Южную Корею давно запланировали.

Однако же подозрительные китайцы восприняли встречу Брежнева и Форда как попытку советско–американского сговора — да еще в том самом районе, который, с их точки зрения, Россия приобрела в результате неравноправных договоров со слабым Китаем! Когда Киссинджер из Владивостока прилетел в Пекин, его встретили более чем холодно. Это был единственный раз, когда его не принял Мао Цзэдун.

В начале 1974 года глава правительства Чжоу Эньлай попал в опалу. Вместо него Дэн Сяопин стал основным партнером американцев. Он держал себя с неподражаемым апломбом и самоуверенностью.

«Генри Киссинджер вновь прилетел в Пекин 19 октября 1975 года, — вспоминал Джордж Буш–старший. — Во время встречи с Киссинджером Дэн Сяопин сокрушался — как ни парадоксально это звучало — о том, что Соединенные Штаты демонстрируют свою слабость перед лицом советской угрозы миру.

Дэн Сяопин, как Мао и другие китайские лидеры, был обеспокоен американской политикой разрядки по отношению к Советскому Союзу. Он бросил нам обвинение, что политика Соединенных Штатов аналогична политике Великобритании и Франции по отношению к Гитлеру в 1938 году в Мюнхене. Он так и сказал: подобна политике «умиротворения».

Киссинджер негодовал, но сохранил самообладание и спокойно возразил:

— О стране, которая расходует сто десять миллиардов долларов на оборону, нельзя сказать, что она следует духу Мюнхена. Позвольте заметить вам, что мы сопротивлялись советскому экспансионизму уже тогда, когда ваши страны в силу ваших собственных интересов были еще союзниками.

В декабре 1975 года Киссинджер видел Мао в последний раз. Он не мог встать с кресла без помощи двух медсестер. Говорил с трудом. Переводчица записывала его слова на бумаге и показывала иероглифы Мао. Если он кивал, она переводила слова вождя на английский. Мао говорил, что американский контингент в Европе слишком слаб, чтобы противостоять советской армии в случае войны, а использованию ядерного оружия помешает общественное мнение.

Впрочем, обе стороны едва ли питали иллюзии относительно прочности взаимоотношений. Это был брак по расчету, который, говоря словами Киссинджера, превратился в эмоциональную связь главным образом благодаря психологической тонкости китайцев и сентиментальным воспоминаниям американцев о Китае времен Второй мировой войны.

Проницательные американцы не сомневались, что когда Китай будет достаточно сильным, чтобы выстоять в одиночку, он порвет с Вашингтоном. Или даже выступит против Америки, если придет к выводу, что этого требуют его интересы.

Киссинджер доложил президенту Джеральду Форду:

«Я могу гарантировать, что если у нас возникнет конфликт с Советским

Союзом, китайцы атакуют и нас, и Советский Союз. Хорошие отношения с Москвой более всего способствуют отношениям с Пекином. И наоборот».

В конце января 1979 года по случаю формального восстановления дипломатических отношений в полном объеме в Вашингтон приехал заместитель премьер–министра Дэн Сяопин. На первые роли он выдвигал других людей, а сам руководил как бы со стороны. Но все знали, что именно Дэн принимает в Пекине все ключевые решения.

Президентом Соединенных Штатов был Джимми Картер.

«Он назначил своим советником по национальной безопасности Збигнева Бжезинского, одно лишь имя которого с типично славянскими шипящими звуками воплощало в себе особую озлобленность эмигранта из восточноевропейских стран, — вспоминает американский дипломат и историк Строуб Тэлботт. — В глазах Москвы он был самой опасной разновидностью рыцаря холодной войны».

Збигнев Бжезинский, который завидовал лаврам своего предшественника Генри Киссинджера, играл главную роль в тайных переговорах между Белым домом и Дэн Сяопином, что привело к полной нормализации отношений с Китаем и позволило Дэну приехать.

А государственный секретарь Сайрус Вэнс, то есть формальный глава американской дипломатии, был весьма уязвлен своей скромной ролью исполнителя, которого даже не посвящали во все секретные детали. Вэнса отправили в поездку по Ближнему Востоку, когда в Белом доме объявили о нормализации отношений с Пекином. Ничто не могло в такой степени подчеркнуть второстепенную роль государственного секретаря в принятии ключевых решений по внешней политике и первостепенную роль помощника президента.

Збигнев Бжезинский надеялся привлечь Китай к антисоветской коалиции. Во всяком случае, в Москве не сомневались, что таков замысел Бжезинского.