Россия и мусульманский мир № 11 / 2014

Крымско-татарское население является ведущей этнической группой среди мусульман в пространстве Украины – следствие начавшегося после крушения Советского Союза активного возвращения на свою историческую родину некогда депортированного народа. Второй по численности этнической группой, усиливающей мусульманскую компоненту Крыма, считаются волго-уральские татары – их более 11 тыс. человек, однако их религиозная активность (как и башкир) малозаметна11. Еще одна суннитская диаспора на полуострове – башкиры, значительно меньшие по численности в общем балансе мусульманского населения АРК. Как правило, в культурных и религиозных мероприятиях они солидаризируются с близкими им по ментальности волго-уральскими татарами.

Подавляющее большинство мусульманских общин, дисперсно расселенных по территории Крыма, придерживаются ханафитского мазхаба12, являющегося традиционным и для большей части мусульман России и стран СНГ. Воссоединение Крыма с Россией дает важный повод рассматривать это событие также и через призму процесса повторного сложения крымской и российской частей мусульманской уммы вновь в одну целостность, существовавшую до роспуска СССР. Принятие российского гражданства крымско-татарским населением, представителями других мусульманских этносов, живущих и трудящихся рядом на крымской земле, сохраняя свою самобытность, традиции, язык и веру, заметно увеличивает общее число носителей исламской идентичности в РФ. Как минимум на 1,5%, если принять количество проживающих мусульман в стране равным 20 млн, неоднократно упоминавшимся российскими президентами и Министерством иностранных дел (впрочем, некоторые мусульманские политики уже называют значительно большую величину, сообщая о 27–28 млн13). И в некотором смысле можно будет говорить о достижении очередного «кумулятивного эффекта» в динамике российского мусульманства. (Последней своеобразной сенсацией, подтверждающей укрепление мусульманской компоненты в России, были обнародованные социологической службой Левада-центра результаты исследования за период 2009–2012 гг., согласно которым относящих себя к исламскому вероисповеданию россиян стало больше в 1,75 раза. Фиксируя рост приверженцев ислама с 4 до 7%, социологи одновременно констатируют, что ни одно другое традиционное для России религиозное объединение не смогло продемонстрировать устойчивого роста. Напротив, православие – доминирующая в обществе конфессия даже потеряла 6% своих последователей14.)

На протяжении многих веков в становлении и развитии культуры полиэтноконфессионального состава населения Крыма религия играла существенную и даже определяющую роль, ислам же был и остаётся здесь одним из фундаментальных факторов формирования социокультурной идентичности крымских татар-мусульман и политическим фактором межконфессиональных отношений. Драматичные события в этом регионе, тесно связанном с Россией «тысячами и тысячами нитей и связей», потребовали от реципиентов валдайского дискурса В. Путина из числа мусульманских акторов быстроты ответной реакции и непосредственного активного соучастия.

Крымские татары, подвергавшиеся вместе с некоторыми другими этносами многонационального Крыма депортации15, являются ведущей этнической группой среди мусульманских народов полуострова и материковой части Украины. Вместе с тем сегодня нельзя игнорировать наличия в новом субъекте Федерации страты, сохраняющей, по отзывам экспертов по исламскому сообществу, «критичность и подозрительность в отношении России»16. Публичными артикуляторами интересов этой группы населения, обладающей значительным опытом политической борьбы «в силу своей трагической истории и десятилетий борьбы с тоталитарным советским режимом за право жить на своей родине»17, выступают Рефат Чубаров, председатель Меджлиса крымско-татарского народа (подобие национального правительства), действующего между сессиями Курултая (подобие национального парламента), и Мустафа Джемилев, депутат Верховной рады Украины, экс-руководитель Меджлиса. Последний находится в лоне противников сближения с Россией, оспаривающих её действия на уровне ООН.

Учитывая известную проблематизацию национальной идентичности крымских татар18, закрепивших в Декларации о национальном суверенитете крымско-татарского народа, основном программном и не утратившем важности до настоящего времени документе, принятом Вторым Курултаем в 1991 г., положение о возможности политического, экономического, духовного и культурного возрождения крымско-татарского народа только в его национальном суверенном государстве19, российское политическое руководство в ситуации «крымской весны» 2014 г. не могло не обратиться к ресурсным возможностям исламских негосударственных институтов и мусульманской «народной дипломатии».