Иными словами, наука даже в случае создания окончательной теории Вселенной не сможет выпрыгнуть из ограниченности среды и будет вынуждена фантазировать. Фантазия – это попытка увидеть бесконечную Вселенную в ее «целостности», понять «механизм» ее возникновения, а на этой основе функцию и конечный смысл жизни разумного существа, каким является человек. Кто или что сегодня ведет нас к истине понимания целостности мироздания? Выдающиеся ученые и наука в целом, пытавшиеся найти окончательное решение этой проблемы, оказавшиеся вынужденными в своих концептуальных обобщениях возвращаться к казалось бы пройденным этапам философской мысли.
Характерно заключительное суждение Стива Хокинга, подводящее итог исследований физики: «Полная, непротиворечивая единая теория – это лишь первый шаг; наша цель – полное
Но если научного знания о сущности мироздания пока не существует, то следует ли доверять некоей туманной вере во что-то, до сих пор не определенное?
Не вернее ли обратиться к философии, которая ищет свой путь к истине на основе истины знания?
Философия шла и до сих пор идет своим «крестным путем», на котором она порой возносится на вершины истины специфического знания, а нередко отрицается как метафизика, не содержащая какого-либо достоверного знания вообще.
В действительности философия анализирует исходное основание достоверного знания. Без нее не может обойтись ни научное знание, ни вера, ни профессиональное государственное учреждение. Отрицание философии влечет за собой рождение массы философствующих дилетантов-любителей и псевдорелигиозных шарлатанов. Чтобы верно оценить крестный путь философии в самоутверждении ее истины, необходимо правильно понимать:
Истина философии относится к знанию неопределенности, поэтому однозначные истины этого знания могут казаться сомнительными.
Между тем сами философы нередко вступают в непримиримые схватки друг с другом, забывая о пользе взаимной терпимости, если имеешь дело со знанием неопределенности. Поскольку философское знание неопределенности неизбежно оказывается внутренним убеждением в его истинности, то философ, несущий в себе эту истину и знающий ее, становится ее фанатичным приверженцем. Он отстаивает эту истину вопреки всему, в том числе и вопреки законам дружбы. Характерным образцом этого стал Аристотель (384–322 гг. до н.э.) в своих оценках философии Платона (428–348 гг. до н.э.).
Великий Аристотель по словам Диогена Лаэртского «самый преданный из учеников Платона»26, поставив под сомнение реальность Эйдоса, подорвал сами основания сформулированной Платоном истины знания.
Принцип истины оказался выше интересов межличностных отношений. В «Никомаховой этике» Аристотель утверждал, что ради спасения истины лучше отказаться даже от дорогого и близкого, если мы философы.
Служение истине есть для философа первейшая добродетель. В гимне, написанном Аристотелем, говорится:
Долг благочестия – истину чтить выше всего. Но ведь в данном случае речь шла об истинном миропонимании философов – Сократа и Платона.
Значит, в философии могут быть
Так возникает парафраз, ставший сакральным правилом
Истина в философии относится к
Аристотель не мог принять в качестве философской истины платоново удвоение мира.
Соответственно добродетель должна основываться на единстве трех благ – душевных, телесных, таких как здоровье, сила и красота, а также и внешних, таких как богатство и слава.