Россия и мусульманский мир № 8 / 2014

А в отсутствие центральной, унитарной государственности – даже предполагаемой, даже существующей в качестве лишь возможности, а не реальности – каждый регион, каждое большое сообщество граждан вправе учреждать собственную государственность. Впрочем, даже если бы этого и не случилось и в Киеве сидела бы не банда поддерживаемых Евросоюзом нацистов (что позволяет говорить о них как о «евронацистах»), а совершенно легитимное полноценное государство, ситуация бы не изменилась. Ведь принцип территориальной целостности доминирует над правом наций на самоопределение только в том случае, если государство выполняет перед представителями этих наций необходимый минимум своих прямых, неотъемлемых обязанностей.

Сейчас на Украине не выплачиваются пенсии; по дорогам нельзя проехать из-за самодеятельных блокпостов, собирающих дань (как это было, например, в Афганистане между Наджибуллой и «Талибаном»), и просто бандитов; евронацистские каратели терроризируют даже миллионные города; а страна неумолимо валится даже не в кризис, а в разруху по образцу времен Гражданской войны. Соответственно, ни о каком исполнении властями своих обязанностей перед населением не идет и речи – и принцип самоопределения по международному праву решительно доминирует над идеей территориальной целостности. Впрочем, даже если бы на Украине существовала государственность и даже если бы она обеспечивала нормальную жизнь, реализованный Западом прецедент Косова вполне внятно и убедительно доказывает: этнические группы все равно имеют право добиваться своей независимости в формате государственности.

Стоит вспомнить и то, что в 1991 г. Украина вышла из Советского Союза сразу после специально проведенного референдума, на котором абсолютное большинство ее населения вполне однозначно высказалось за ее сохранение, пусть и независимой, но «в составе Советского Союза». Таким образом, выход был осуществлен в прямом противоречии с волей народа, закрепленной решением референдума, на основании одной лишь «декларации независимости» – и при этом не дожидаясь никакой, даже сугубо формальной, реакции тогда еще существовавших союзных властей. В 2014 г. Крым принял решение о самоопределении со значительно б'oльшим соблюдением правовых норм, чем Украина в 1991 г. (строго говоря, с полным соблюдением всех мыслимых и немыслимых норм): по крайней мере в соответствии с решением референдума, а не вопреки ему.

Правовую же возможность государства присоединиться к другому государству, в том числе и вопреки воле стран Запада (оформляемой обычно как «воля всего мирового сообщества»), доказала ГДР, вошедшая в состав ФРГ, как справедливо напомнил президент В.В. Путин, вопреки воле всего Запада, при поддержке одного лишь горбачёвского СССР. Поведение А. Меркель, впрочем, показывает, что это было ошибкой. Таким образом, воссоединение Крыма с Россией не только абсолютно естественно, но и совершенно законно и легитимно даже с наиболее формальной из возможных точек зрения.

Россия начала свое воссоединение – в полной мере даже не сознавая это, вопреки интересам правящей бюрократической тусовки, во многом подчиняясь давлению случайных обстоятельств. Но неумолимая, железная воля народов прокладывает себе путь, и мы должны сознавать: каким бы робким, частичным, половинчатым ни был первый шаг – он сделан. Россия начала возвращаться в историю человечества, в настоящую, серьезную мировую политику – и это потрясает всех, привыкших к четверти века национального предательства.

Подлинный «национальный проект»

«Мировое сообщество» нам объяснило с предельной искренностью и предельной доступностью: Россия для него будет виноватой всегда. И даже если мы исчезнем с лица Земли – мы все равно будем виноваты перед ним уже тем, что когда-то вообще существовали. Поэтому обращать внимание на это сборище лжецов и провокаторов, признающих право народа на вооруженное восстание в своих интересах, но не его же право на мирный и цивилизованный референдум, когда их интересы могут оказаться под угрозой, не стоит. Президент России В.В. Путин правильно констатировал: для Запада не существует ни законов, ни обязательств – значение имеют только интересы, причем исключительно его собственные. И единственное, что он понимает, – это сила. «Мягкая» или «грубая» – это уже по обстоятельствам. И разговаривать с ним, если мы не хотим стать трупами, жертвами бомбежек, бесправными замученными беженцами или, в самом лучшем случае, овощеподобными януковичами, имеет смысл только на единственно доступном и интересном ему языке – на языке силы.