Россия и русские в мировой истории

Поняв, что СССР — это геополитический гигант, похожий на них самих со всеми присущими такому феномену свойствами, США приняли стратегию всемерного сдерживания, нацелив прежде всего все свои усилия на создание плацдарма в Азии, для чего нельзя было допустить полного перехода Корейского полуострова под стратегический контроль коммунистического Китая, а также на превращение Западной Европы в свой форпост и опору. Собственно говоря, геополитические очертания «зоны безопасности» американского Grossraum сформировались еще в начале века. Уже тогда, как только ощущалась угроза балансу сил, немедленно принимались меры — интервенция на Дальнем Востоке и бдительная забота о судьбе Транссибирской магистрали. Однако если даже после Первой мировой войны США в целом не видели серьезного противовеса, то в ноябре 1950 года документ ЦРУ «Возможное долгосрочное развитие советского блока и позиция силы Запада» начинался с тезиса: «Мы полагаем необходимым констатировать с самого начала, что на вопрос «на нашей ли стороне время» нельзя дать однозначного ответа»[429].

Начавшийся первый этап ставшей одиозной холодной войны характеризуется большей честностью, чем период Атлантической хартии, когда общественности предлагались вселенские демократические постулаты и солидарность против общего врага, а за кулисами не переставали считать СССР главным соперником и противником и готовили противоположные модели отношений и роли третьих стран при том или ином исходе «нацистско-большевистской войны». В 50-е годы внутренние профессиональные оценки перспектив конфронтации и их неприкрытый геополитический прагматизм меньше контрастировали с официальной внешней политикой, которая открыто ожесточилась. Как и в официальной доктрине, так и во всех оценочных выводах утверждается тезис о том, что мир находится на пороге войны. Сборник избранных аналитических разработок, рассекреченных в 1990-е годы, опубликованный ограниченным тиражом, рассылаемым по списку, все же опять демонстрирует, что конфиденциальные разработки не витийствовали о коммунистическом мессианизме как причине обострения, а оценивали СССР исключительно как геополитическую и военную величину, отмечая лишь роль коммунистической идеологии для оправдания потенциальной экспансии, а также возможности «тоталитарного государства» перевести весь экономический и социальный потенциал на нужды войны.

В документе «Возможности и намерения Советов», датированном 15 ноября 1950 г., цели СССР сведены к семи основополагающим:

a) сохранить контроль Кремля над народами Советского Союза;

b) укрепить экономические и военные позиции и оборонять территорию Советского Союза;

c) консолидировать контроль над европейскими и азиатскими сателлитами;

d) обезопасить стратегические подступы к Советскому Союзу и предотвратить создание в Европе и Азии сил, способных угрожать советским позициям;

e) устранить влияние США в Европе и Азии;

f) установить советское доминирование над Европой и Азией;

g) ослабить и разложить несоветский мир в целом, особенно подорвать позиции и влияние США[430].

Далее документ исходит из самой высокой степени вероятности, что для достижения целей в пунктах «e-g» СССР в принципе готов и ищет удобный момент пойти на всеобщую войну. Усиленное строительство Североатлантического союза и задача скорейшими темпами повысить мобилизационную готовность Запада к войне, пока «значительно уступающую советской», несмотря на то что «экономический и военный потенциал Запада в целом значительно превышал советский», приходятся на самое начало 1950-х годов, так как, по оценкам ЦРУ, пик неблагоприятного сочетания факторов для «позиции силы» Запада приходился как раз на 1950–1951 годы. Как известно, силовые и разведывательные ведомства во всех странах всегда заостряют угрозы. Что же думали о них американские аналитики?

Если в советской историографии периода после Второй мировой войны доминировал классовый подход, то в современной публицистике сформировалось клише, что именно необузданные амбиции сталинского СССР, не удовлетворенного «захватом» лишь Восточной, а не всей Европы, были главной причиной холодной войны. Казалось, что такое суждение полностью подкреплено реалиями. Действительно, неоспоримы поддержка и финансирование коммунистических и рабочих партий в Западной Европе и никогда не отменявшаяся в теории идея неизбежной мировой революции, которая должна была в итоге привести к своеобразному «концу истории» и глобализации на основе коммунистического эгалитаризма. Все это прямо вытекало из марксистско-ленинской теории и исторического материализма. Определение в советской доктрине «главного содержания эпохи» как «перехода от капитализма к социализму», а также безусловный мессианизм роли СССР в этом историческом процессе придают такой интерпретации ореол почти неоспоримости.