Россия и становление сербской государственности. 1812–1856

В составе российского консульства к этому времени произошли изменения. Туманский, еще весной просивший разрешения отправиться на воды в Германию для поправки пошатнувшегося здоровья, скончался 5 июля 1853 г. На место генерального консула в Белграде был назначен Н. Я. Мухин, но прибыл он в сербскую столицу лишь осенью. А тем временем консульскими делами заведовал секретарь консульства титулярный советник С. Попов. Нам не много известно об этом чиновнике, но те дипломатические бумаги, которые выходили из-под его пера, говорят о нем как о человеке, обладавшем нестандартным мышлением и глубоким аналитическим умом. Подтверждение этому мы находим в докладных записках, отправленных Радосавлевичем своему министерству. «Секретарь консульства Попов, – пишет Радосавлевич, – кажется настоящим вдохновителем решений своего начальника; отлично известно, что на протяжении восьми лет, которые он занимает свой пост, он является большим приятелем (un ami tres chaud) Вучича»[551]. Из приведенных выше слов следует, что именно к Попову обращалась прорусски настоенная сербская оппозиция, в то время как Туманский, находясь на посту генерального консула, сумел окончательно испортить русско-сербские отношения благодаря своим личным качествам. Министр иностранных дел Австрии Буоль подтверждает этот факт в своем письме белградскому консулу: именно во время пребывания Туманского в Белграде русско-сербские разногласия «достигли кульминационного пункта, где, к сожалению, находятся еще и сейчас»[552]. Таким образом, лишившись официальной поддержки России, сербское правительство нашло ее в лице французского консула. Чего хотят сербы? – спрашивал Буоль. Они хотят создать независимое государство, а также расширить его границы, и всего этого они надеются достичь с помощью Франции[553]. С целью восстановления военного дела в княжество был вызван военный инструктор из Парижа Орелли. Он должен был заняться формированием регулярного войска и артиллерии. Именно Орелли вместе с прибывшим военным атташе французского консульства Монденом должны были сформировать армию в 40 тысяч человек для отпора Австрии, выразившей готовность послать свои войска безо всякого предупреждения при первых признаках восстания в княжестве[554]. После того как Радосавлевич официально уведомил попечителя иностранных дел А. Симича о возможных действиях Австрии, князь поспешил предпринять ответные шаги: австрийскому консулу была вручена нота с протестом против предполагаемого вмешательства австрийских властей. На совещании у князя было решено заняться военными приготовлениями, к которым привлекались Орелли и Монден. 22 тысяч ружей, порох, ядра предполагалось отправить внутрь страны для передачи жителям Сербии. Предвидя подобное развитие событий, месяцем ранее австрийский кабинет направил в Сербию своего бывшего консула в Белграде Мейерхофера с заданием выяснить обстановку в княжестве и Боснии. В личной беседе с Туманским Мейерхофер еще раз выразил уверенность в том, что нестабильность политической обстановки в Сербии является следствием чрезмерного усиления Франции[555].

Приверженность французским идеалам политического устройства стоила государственного поста И. Гарашанину. Еще в 1852 г., когда он был назначен попечителем иностранных дел, А. П. Озеров, выполнявший обязанности российского посланника в Константинополе, отправил сербскому князю письмо, полное сожалений по этому поводу. Назначение это, по мнению Озерова, «не подает надежных порук к сохранению, сколько от него зависеть будет по новому званию, соотношений чистосердечия и взаимного доверия между правительством сербским и императорским генеральным консульством»[556]. «Искренне желаю, чтоб предчувствие мое в сем случае не оправдалось», – завершает Озеров свое послание. Открытая неприязнь Гарашанина к деятельности России в Сербии была хорошо известна российским представителям в Белграде. Он играл все большую роль в сербском правительстве и оказывал решающее влияние на князя. Туманский передавал в Петербург, что князь Александр просил оставить дела внутренней жизни Сербии в ведении местного руководства. Его слова, по мнению консула, свидетельствовали о стремлении сербских властей полностью избавиться от любых советов, исходящих от российского правительства[557]. Сообщение князя о назначении Гарашанина попечителем иностранных дел было воспринято российским консулом как демонстративный акт неповиновения державе, имеющей «законное влияние» в Сербии[558].