Вовсе не случайно очагом либерального духа становилась профессорско-преподавательская среда. Она пополняла образование в германских, французских, британских университетах. А дальше сеяла в душах молодежи семена импортных учений. Эти семена соединялись с обычным юным фрондерством и давали буйные всходы. Соблазны «свобод» кружили головы похлеще вина. Очернительство власти, законов, традиций становилось признаком хорошего тона. Внедрилось деление всех теорий, явлений и организаций на «прогрессивные» и «реакционные». Причем революционное, разрушительное относилось к «прогрессивному». А все, что служило стабилизации государства, получалось «реакционным».
Студенты, проникнувшись подобными идеями, становились учителями — и несли их ученикам. В 1870-х годах кружки народников сунулись было открыто «будить народ». Но агитаторы ничего не добились, они были для русских людей чужеродными смутьянами. Их без долгих разговоров вязали и сдавали властям. Зато в сельскую земскую школу приезжал не агитатор. Приезжал учитель, начитавшийся атеистических книг Ренана, восторгавшийся «великой французской революцией». Он выглядел для ребят куда более авторитетным и знающим, чем родители, чем скромный деревенский священник. Такие же учителя приходили в рабочие вечерние школы…
Болезнь России углублялась. В катастрофическом 1906 г. была созвана Государственная Дума, началась эпоха парламентаризма. Но первое, чего потребовали «народные избранники», — всеобщей политической амнистии! По стране лилась кровь, террористы нагло убивали государственных служащих, мирных граждан, а депутаты с пеной у рта голосовали за освобождение тех преступников, которых удалось изловить! А гимназисты, студенты, интеллигенция аплодировали таким «избранникам». Зачитывались оппозиционными газетами. Восхищались революционерами, на судебных заседаниях устраивали им овации. Прятали их, снабжали документами. С гневом обрушивались на патриотов, обливали презрением полицейских и казаков…
Поветрие либерализма охватило и высшие эшелоны руководства. Министры и губернаторы заигрывали с «общественностью», во всем шли на уступки, стыдясь прослыть «реакционерами». Даже в Церкви пастыри пытались согласовывать проповеди с «прогрессом». Синод и церковные иерархи внушали терпимость к явно антироссийским (и антихристианским) учениям. Устои православия расшатывались и слабели. Оцените сами: весной 1914 г. из 16 выпускников Иркутской духовной семинарии лишь двое решили принять сан священников, из 15 выпускников Красноярской семинарии — ни одного! Остальные выбрали работу учителями, чиновниками. Интеллигенция стала считать веру в лучшем случае «красивой народной традицией». В худшем относила к «пережиткам», тормозящим «прогресс».
В наши времена принято восхищаться «Серебряным веком русской культуры» — однако забывается, что и культура начала ХХ в. была насквозь больной! Она погрязла в декадентстве, эротике, темных душевных надломах. Кумирами молодежи становились сатанист Валерий Брюсов, Федор Соллогуб — отвергший Бога и взывавший к нечистому, Андрей Белый — теософ и антропософ, Александр Блок — член ложи розенкрейцеров. Они владели умами, над их фотографиями рыдали поклонницы, их стихи переписывали друг у друга…
Ну а среди простонародья разрушение духовности проявлялось разгулом эгоизма. Рабочие вроде бы числили себя патриотами. Но ничуть не считали зазорным бастовать во время войны, требуя повысить зарплату. Хотя зарплата у них была самой высокой по сравнению с другими воюющими государствами — а день забастовки на одном лишь Металлическом заводе в Питере недодавал фронту 15 тыс. снарядов. Крестьяне числили себя законопослушными и православными людьми — но жадно обсуждали «аграрный вопрос». Приглядывались, а как бы переделить чужую собственность?
Эти недуги разъедали фундамент империи и предопределили ее падение. А. И. Деникин впоследствии писал: «Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала послужили большевики, я протестую. Россию развалили другие, а большевики — лишь поганые черви, которые завелись в гнойниках ее организма». Он был прав. Обычная, отнюдь не большевистская интеллигенция в подавляющем большинстве бурно приветствовала Февральскую революцию, вполне одобряла аресты и убийства полицейских, офицеров, жандармов. Цепляла красные банты, выходила на демонстрации, запевала: «Вихри враждебные веют над нами, темные силы нас злобно гнетут». Правда, в скором времени хлынули иные демонстрации, полезли на трибуны иные ораторы. А учителя с профессорами и предпринимателями вдруг с удивлением узнали — под «вихрями враждебными» и «темными силами» теперь понимают их самих. Но… кто в этом был виноват?